– Где эта пещера?

– Мы перекрыли доступ к ней, когда мостили двор, – объяснил Лука, показывая на участок в жилом квартале замка.

Гюнтер был готов ударить своего помощника, но сдержался.

– Почему ты не рассказал мне?

– Я не видел последний план замка, – признался Лука.

– Дай мне двадцать твоих лучших людей, – приказал Гюнтер и в тот же день начал выворачивать каменные плиты двора, уложенные всего неделю назад. Его землекопы углубились на десять футов, потом на пятнадцать, двадцать, и Лука занервничал. Но наконец они наткнулись на квадратную плиту, которая оказалась тут явно не случайно, а в соответствии с замыслом – они добрались до стены древней шахты, пробитой Удодом более двух тысяч лет назад. Как только Гюнтер лично спустился к этой каменной кладке и увидел, насколько она совершенна, он понял, что нашли его люди, но, чтобы обрести полную уверенность, приказал им откопать все четыре стороны давно исчезнувшей шахты. Когда это было сделано, Гюнтер получил доказательство существования лестницы и понял, что, если прорываться прямо вниз сквозь груды мусора, он должен найти воду.

Все, кто оказался под руками, были брошены расчищать забытую шахту, и, когда она углубилась более чем на сто футов вниз, Гюнтер уже не мог сдержать своего нетерпения – и все же никогда не колебался в убеждении, что вода где-то здесь рядом. Наконец землекопы добрались до каменного ложа – но ничего не нашли. Гюнтера охватило горькое разочарование, и, спустившись в шахту, он стал голыми руками колотить по каменному основанию, крича:

– Во имя Господа, где же вода? – но ответом ему были только клубы пыли.

Он выбрался наружу из пустой дыры и несколько дней мрачно размышлял о неудаче, которая постигла его в этом бессмысленном поиске. А тут еще случилось время засухи, когда по всем приметам должен был выпасть дождь, но он так и не пролился, и Гюнтера стали мучить лихорадочные мысли, что в будущем засуха может совпасть с нападением арабов и он, умирая от жажды в городских стенах, окажется совершенно беспомощным. Он набросился на Фолькмара с вопросом:

– Ведь не мог же источник высохнуть сам по себе?

Он заставил своего зятя на костылях спуститься в шахту, и Фолькмар лично убедился, что идея Гюнтера отнюдь не была бредом, но помогло разрешить тайну лишь одно его случайное замечание. Глядя на истертые ступени, что уходили в шахту, он сказал:

– Камень истерли тысячи и тысячи босых ног.

– И что это значит? – из темноты крикнул Гюнтер.

– Смотри. Смотри, где женские ноги стерли камень.

Идея захватила Гюнтера, и больше недели его преследовало зрелище бесконечной вереницы босоногих женщин, спускающихся на дно шахты с кувшинами для воды…

– Где же все они стояли? – задавался он вопросом, и как-то ночью его осенило. – Да вовсе не в шахту они спускались! – вскрикнул он. – Они куда-то шли!

Полный возбуждения, он спустился к каменному основанию шахты, видя в воображении бесконечную вереницу женщин, идущих мимо него, – они куда-то направлялись. Гюнтер поцарапал стены, тщетно пытаясь понять, куда они исчезали, но так и не смог найти разгадки. Когда его подняли наверх, он пошел бродить по улицам Макора, не в силах отделаться от впечатления, будто за ним следуют босоногие призраки. Один раз он даже резко остановился и повернулся в их сторону.

– Куда вы шли? – завопил он, обращаясь к преданной Керит, которая, спускаясь вниз, восхищалась работой мужа, к Гомере, которая в этих глубинах напрямую разговаривала с Богом.

– Куда вы исчезали? – заорал он фантомам, но те лишь молча стояли за его спиной.

Затем он сделал то, что в течение тысячелетий в Макоре делали люди, оказавшиеся в затруднительном положении: поднялся на вершину еще недостроенной стены, откуда открывался вид на весь Макор и его окрестности. На западе он видел огни Акры, а за ней – мерцающее в лунном свете бескрайнее морское пространство; к югу тянулись оливковые рощи и скрытые ими болота; к северу же спускались уступы холмов, напоминающие вражеские шеренги, лишь чтобы замереть перед глубоким провалом вади… Он замер. Интересно, подумал Гюнтер, имеет ли вади какое-то отношение к источнику воды.

– Почему они выкопали такую глубокую шахту? – задал он себе вопрос, но все факты продолжали оставаться туманными, и он в отчаянии преклонил колени на стене и взмолился: – Боже всемогущий, так где же Ты спрятал воду? – В гневе он выкрикивал эти слова и колотил кулаками по холодному камню, а затем возмущенно заорал: – Бог! Бог! Где Ты прячешь воду? Она нужна мне – и немедленно! – И поскольку Бог не всегда предпочитал мягких и покорных людей, которые поют в базилике, лунный свет озарил вади, и Гюнтер вскочил на ноги, как человек, под которым внезапно загорелась постель. – Они врылись так глубоко, – закричал он, – чтобы докопаться до воды! Она там!

Еще не успел заняться рассвет, как он уже был около шахты и, позвав Луку, рявкнул:

– Я знаю, где вода!

Взяв с собой пять лучших землекопов, он спустился вниз. Ему повезло довольно точно вычислить, в какой стороне лежит север, и он приказал начать раскопки в этом направлении. Они трудились весь день, и Гюнтер, стоя рядом, понукал их. Вниз спустилась свежая команда; наверх непрерывно поднимались корзины с грунтом, а когда спустилась ночь, грек-рабочий погрузил заступ в мягкий слой земли и не встретил сопротивления. Гюнтер, как сумасшедший, кинулся в эту дыру и, подняв над головой свечку, стал вглядываться в темноту. Наконец он увидел давно исчезнувший туннель Давида, пробитый Удодом и его рабом-моавитянином. Не обращая внимания на опасность обвала или другой неожиданности, он бросился в туннель, где много веков царило молчание, пока не остановился перед стенами в дальнем конце, у основания которых увидел древний источник.

Вернувшись ночью в замок, Гюнтер отнюдь не испытывал воодушевления, ибо, хотя он понимал, что теперь его замок и город могут противостоять самому сильному врагу, его блуждания в темноте, где молчаливо присутствовал Бог, напомнили ему, как хрупка и преходяща жизнь, и заставили задуматься о будущем. Когда Лука явился поздравить его, он увидел перед собой не кипящего радостью жизни германского рыцаря, а смиренного человека, который тихо сказал:

– Пришло время найти мне жену.

Той же ночью Лука дождался, пока граф Фолькмар, предпочитавший оставаться в своих покоях, отошел ко сну. По просьбе Луки бейлиф тихонько вызвал Талеб. Лука, не поднимая глаз, сказал ей:

– Сир Гюнтер говорит, что ему нужна жена. – Наступило молчание… – Сегодня я осматривал ногу милорда. Ей не суждено выздороветь. – Снова молчание… – Он долго не проживет.

– Каждое утро у него жар и лихорадка, – сообщила Талеб. Лука почувствовал, что с ней надо говорить совершенно откровенно.

– Вот что меня удивляет в сире Гюнтере. Тебе не кажется странным, что он переспал с таким количеством женщин… у него настоящий гарем… от египтянок до шлюх из Акры. Но я никогда не слышал, чтобы хоть одна из этих женщин забеременела.

Двое христиан обменялись молчаливыми взглядами, после чего Лука продолжил:

– И я пришел к выводу, что у сира Гюнтера не может быть сыновей… как бы он их ни хотел.

Сплетя пальцы, Талеб положила руки на стол и сказала:

– Ты не должен забывать, что молодой Фолькмар – твой внук… а также мой сын. – Молчание. – Так что ты предлагаешь?

Лука сглотнул комок в горле.

– Две или три недели Гюнтер будет занят расчисткой источника. Но когда справится с этим, он займется другими вопросами. – Молчание… – На твоем месте я бы повел себя так, чтобы, стоило ему повернуться, он видел только тебя. – Из спальни раздался голос Фолькмара; его мучили боли в ноге, и он хотел, чтобы жена подала костыль.

Все последующие дни Талеб бинт Райа, двадцатидвухлетняя новообращенная христианка, пользовалась любой возможностью, чтобы проявлять интерес к системе водоснабжения и новому замку. Когда из Дамаска пришел купеческий караван и Гюнтер решил воспользоваться случаем, чтобы освятить большой обеденный зал – все последующие столетия паломники в Святую землю будут считать его самым красивым помещением на Востоке – Талеб вызвалась исполнять роль хозяйки и сидела между двумя германскими рыцарями, когда гостей обносили жареной кабанятиной и олениной, вином с пряностями, финиками, медом и экзотическими фруктами. Когда празднество достигло апогея, Гюнтер крикнул гостям из Дамаска: