Жители Гретца благоговейно слушали, когда он внушал им, что конец мира близок, но они могут спастись, лишь если последуют за ним. Слушая его яростную вдохновенную речь, Фолькмар безоговорочно убедился, что от этого человека надо держаться подальше, и, минуя своих горожан, повел семью обратно, пока они не оказались в безопасности под защитой городских стен.

– Чтобы никто из этой толпы не переступил порога Гретца, – приказал он страже.

Наконец появился и его управляющий.

– Сир, если вы хотите накормить всех детей, то выдайте мне дополнительные деньги.

На несколько секунд Фолькмар задумался, но потом пожал плечами.

– Мы пообещали, что накормим всех, – без особого воодушевления сказал он.

Граф покинул ворота, у которых шумели дети, и в некотором смущении вернулся в замок, откуда продолжал рассматривать растущую толпу.

– Там внизу их куда больше чем двадцать тысяч, – сказал он жене, после чего подозвал капитана своей стражи и предусмотрительно отдал ему приказ: – Не привлекая внимания, закройте ворота, а если кто-то попытается силой вломиться в них, ваши лучники знают, что делать. – Этими словами он дал понять, что не хочет иметь никаких дел с ложным папой.

Поскольку появилась еда, паломники не возражали, когда ворота захлопнулись. Открывались лишь боковые дверцы, через которые подавали пишу, и наконец с кормежкой детей было покончено. Оголодавшим родителям было позволено доесть остатки, а повара, опасливо оглядываясь, чтобы граф не заметил, передавали узлы с едой маленькому священнику и его ближайшему окружению. Огромная толпа людей возобновила свое неторопливое движение к городам Майнцу, Вормсу и Шпейеру.

– Удивительно, как этот маленький священник следит за порядком, – неохотно признал Фолькмар, обращаясь к жене, наблюдавшей, как мимо течет пыльная толпа, но она лишь вскрикнула, когда в самом хвосте шествия появилась повозка и графиня увидела, в каком жалком состоянии находятся женщина и дети, спешащие присоединиться к общине. В окружении нескольких тощих коров, лишь пара из которых давали молоко, эти несчастные были обречены на грязь и бедствия.

– Как мне их жаль, – вздохнула графиня. – Им не стоило бы пускаться в это путешествие.

– Проклятье! – рявкнул ее муж. – А это что такое – там, в самом конце?

Жена проследила за направлением его указательного пальца и увидела шесть или восемь семей из Гретца, которые присоединились к пилигримам.

– Это наши люди, – признала она.

Фолькмар с грохотом скатился по лестницам замка. Оказавшись около ворот, он приказал страже следовать за ним и, как был, с непокрытой головой, кинулся наперерез путешественникам.

– Ганс! – крикнул он одному из них. – Куда вы направляетесь?

– В Иерусалим, – ответил туповатый батрак.

– Да ты хоть знаешь, где он? – вопросил граф.

– Вон там, – показал батрак куда-то в сторону Парижа.

– Возвращайся за стены, – нетерпеливо пробурчал граф.

Он приказал страже отрезать несостоявшихся пилигримов от уходящей толпы.

– Что это такое у тебя на плече? – спросил он одного из них.

– Крест Иисуса Христа, нашего Спасителя, – ответил тот.

– Сними его! – потребовал Фолькмар, собираясь рвануть непрочное сукно, но его руку остановил Венцель, который вышел вслед за графом посмотреть, что делается за воротами.

– Сир, если эти люди хотят шествовать путем нашего Господа, они должны получить такое право.

Фолькмар развернулся лицом к священнику, который был на голову ниже его.

– Эти мужчины и женщины нужны, чтобы обрабатывать мои поля. Стража, загоните их обратно в город!

Стражники двинулись исполнять приказание, но священник не успокоился.

– Ты противостоишь воле Бога? – вопросил он.

Этот вопрос ошеломил Фолькмара. Он обычно подчинялся Божьим законам, но сейчас священник потребовал от него осознать ситуацию, которой он не понимал. И он отреагировал грубо и резко.

– За стены! – рявкнул он и, выйдя на середину дороги, раскинул руки, как перекладины креста, дабы преградить путь.

Незадачливые крестоносцы неохотно потянулись обратно к воротам, стоя в которых отец Венцель благословлял их святой порыв, и, когда седовласый церковник укоризненно повернулся к графу, Фолькмар проворчал:

– Никто из моих людей не присоединится к команде ложного папы.

Но в его словах явно недоставало уверенности, потому что он начал взвешивать слова Венцеля: а что, если его крестьяне, попытавшиеся присоединиться к шествию, в самом деле воплощали волю Христа? Полный смущения, он уже был готов вернуться в замок, как увидел, что бейлиф тащит обратно в город те горшки, из которых кормили паломников.

– Во сколько все это обошлось? – спросил граф.

– Нам потребуется шесть золотых монет, чтобы расплатиться с торговцами, – прикинул раскрасневшийся от натуги бейлиф.

– Мне стоило бы следить за своим языком, – грустно признал Фолькмар и при этих словах увидел на площади перед воротами группу людей. Они с нескрываемым восторгом смотрели на какой-то предмет, который им показывал один из членов этой компании. Граф решительно протолкался сквозь толпу.

– Что это такое? – поинтересовался он.

– Клаус раздобыл волосы из шерсти мула, – объяснила женщина. Теперь у города был повод гордиться человеком, который стоял, держа ладони ковшиком, словно в них была горсть золотых монет.

– Дай-ка мне посмотреть, – приказал Фолькмар, и человек, приблизившись, осторожно раскрыл ладони, на которых лежал серый волосок. Граф был готов сдуть богохульную реликвию, но увидел, какую радость она доставляет Клаусу и с каким восхищением собравшиеся смотрят на нее. Он рассерженно повернулся спиной к этим глупым крестьянам с их волосом из задницы мула.

Фолькмар направился в юго-восточную часть города в поисках человека, обладающего здравым смыслом, с которым мог бы обсудить странные и непонятные события этого утра. Наконец он вышел к красивому дому в четыре этажа, фасад которого пересекали стропила мореного дерева. Он стоял вплотную к защитной городской стене.

– Кто-то уже проснулся? – крикнул он у входной двери, и через мгновение юная девушка, явно беременная и откровенно довольная этим фактом, распахнула перед ним тяжелые створки.

– Это граф Фолькмар! – крикнула она. – Заходите. Отец у себя.

Через прихожую, заставленную массивной мебелью, она провела графа во внутреннюю комнату, где его с достоинством встретил хозяин, облаченный в длинный халат венецианского сукна с меховым воротником. Ему было между сорока и пятьюдесятью – собрат по духу, умный быстроглазый еврей с черной бородой и в шапочке, украшенной золотым шитьем. Он производил впечатление человека незаурядного ума и знаний; в деловых переговорах он всегда бывал настороже, в спорах справедлив, а в минуты физической опасности отважен. Когда девушка объявила:

– Папа, к тебе граф, – он поклонился Фолькмару.

Граф бывал в этой внушительной комнате, заставленной фолиантами. Нередко он заходил одолжить денег, но куда чаще – чтобы посплетничать или почерпнуть какую-нибудь политическую информацию, потому что человек в золотой шапочке умел читать и писать, а в молодости бывал во многих странах.

– Хагарци, – сказал Фолькмар, говоря со своим другом, как с равным. – Мне нужно шесть золотых монет. Отдам, когда соберу урожай.

На эти слова кредитор лишь кивнул, словно данная часть визита его интересовала меньше всего.

– За ними ты мог бы прислать и своего бейлифа. Что на самом деле привело тебя?

– Я хотел бы понять – может ли та чернь, которая сегодня утром прошла мимо Гретца, в самом деле достичь Иерусалима? – Еврей не ответил, и Фолькмар спросил: – Ты их видел?

– Конечно, – ответил Хагарци, давая понять, что это его обязанность – видеть все, что происходит в Гретце по утрам. Затем он медленно добавил, как генерал, вспоминающий былые битвы: – Я никогда не добирался до Иерусалима. До Антиохии – да.

– Ты бывал в Константинополе?

– Несколько раз. Когда венгры и болгары еще пребывали в язычестве, я подряжался сопровождать компании торговцев на их пути из Гретца в Константинополь, и порой по пути нам даже приходилось вступать в сражения. – Откинувшись на спинку кресла, он стал пальцем в воздухе рисовать этапы пути на восток. – Может получиться. Если не столкнутся с венграми… или с болгарами.