Наконец Абд Умар потряс генерала за плечо.

– Завтра вы сможете въехать в Акку, – сказал он ему. – К ночи Макор будет ваш.

Сонный генерал неохотно приподнялся на локте, готовый отругать раба, но, увидев напряженное смуглое лицо Абд Умара, понял, как важно молодому командиру услышать от него хоть несколько слов перед маршем на запад.

– Тебе уже все сказано, – проворчал он. – Никого не убивать.

– Повинуюсь, – сказал Абд Умар и поднялся уходить, но генерал перехватил его за рукав.

– Ты хотел поговорить о сражении?

– Да, – признал бывший раб.

– Я могу повторить тебе только то, что сказал мне Пророк, когда впервые пришел в Мекку: «Будь милосерден… если можешь. Не трогай стариков, женщин, детей… если можешь. Честно дай каждому человеку возможность присоединиться к тебе, и, если он покорится, прими его таким, как он есть. Но даже если враг сопротивляется, не убивай ни баранов, ни верблюдов, ни быков – разве что для пропитания. И пусть никто не нанесет урона пальмам или оливкам».

– Я понял, – сказал Абд Умар.

Генерал снова опустился на земляной пол и вернулся ко сну.

Так Абд Умар, слуга Магомета, получил это задание – разобраться, может ли сочувствие и стремление к согласию послужить оружием империи, и, задумчиво возвращаясь к караван-сараю, он вспоминал то утро, когда, стоя в воротах Ятриба, увидел Пророка – покинув Мекку, он с несколькими преданными сторонниками прибыл искать убежища в этом лежащем к северу городе. День для него выдался нелегким, вспоминал Абд Умар, потому что враги мчались по пятам этого бородатого худого человека с лучистыми глазами и падающими на плечи черными волосами, который утверждал, что слышал голос Бога, говорившего с ним, но в то время Абд Умар еще не мог осознать все значение появления Магомета – ни в Ятрибе, ни среди арабов. В течение нескольких лет до него доходили лишь смутные слухи о существовании этого человека, и после его появления он услышал, что Магомет пишет дополнения к каким-то текстам, которые успел взять с собой из Мекки, но тогда Абд Умар еще не понимал все величие Пророка.

Затем началась война, когда люди из Мекки попыталась вторгнуться в Ятриб, чтобы добраться до Пророка и убить его, и Абд Умар добровольно вызвался защищать его. Ему довелось участвовать во многих кровавых стычках, где он, раб и полунегр, дрался в личной охране Пророка, что дало ему возможность своими глазами видеть, как блистательно этот святой человек руководит боем. И однажды Абд Умар объяснил своим воинам: «Трижды за эти дни мы должны были потерпеть поражение, если бы нами не руководил Магомет, – и трижды ему удавалось отбросить превосходящие силы врагов и нанести им поражение». И всю свою военную мудрость, которой сейчас обладал Абд Умар, он почерпнул, наблюдая за Магометом.

Именно во время военной службы к нему впервые пришло уважение к Магомету, но вскоре он начал чувствовать и духовную силу этого человека. Абд Умар был слишком молод, чтобы числиться среди друзей Пророка, но был достаточно близок к нему, дабы воспринимать силу его слов – пять ступеней этого учения были так просты, что любой человек мог их понять: старые боги мертвы; есть только один Бог; о нем оповестили евреи; Он послал своего великого пророка Иисуса Христа, дабы тот открыл Его воззрения; а теперь Он послал последнего пророка Магомета, чтобы тот завершил их. Когда Абд Умар слушал его, Магомет всегда настаивал на одном: он явился из Аравии отнюдь не с каким-то странным новым учением – он лишь завершил то, что до него начали евреи и христиане.

Так что, когда Абд Умар тем прохладным утром шел к караван-сараю, готовясь войти в город, которого никогда раньше не видел, он был полон уверенности, что не столкнется с защитниками города, потому что ими могли быть или евреи, чья религия одряхлела и потеряла всякий смысл, или же христиане, которые ошибочно посчитали своего Иисуса последним пророком. Абд Умар не испытывал ни малейшей ненависти к своим противникам; он жалел их временную слепоту и был полон желания помочь им обрести Бога. Правда, во время взятия Дамаска и Табарии некоторые евреи и христиане медлили принять послание Пророка, и без убийств не обошлось, но эти дни остались в прошлом. Они начинают заново, и в Макоре не будут больше убивать ни евреев, ни христиан, потому что все три веры должны терпимо относиться друг к другу; вожди ислама поняли, что, если оставить в живых евреев и христиан, они не только принесут богатство этой земле, но и через несколько лет признают моральное верховенство откровений Магомета и конечно же обратятся в другую, правильную, веру.

В этом задумчивом настроении Абд Умар снова оказался во дворе караван-сарая и молча оседлал своего верблюда, дав тем самым сигнал к готовности. Не было ни возгласов, ни лязга сабель, которые раздавались, когда отряд Абу Зейда пошел на Цфат; войска, на которых легла ответственность за новую политику арабов, тихо покинули город и, избегая привычных дорог, нашли тропу, которая быстро вывела их на высокое место, откуда они и двинулись через вершины и болота, отделявшие их от Макора. Рейд по пересеченной местности оказался нелегким, но наконец они вышли на Дамасскую дорогу, откуда предстояло сделать последний рывок в конном строю. Последняя часть пути, когда приходилось карабкаться по крутым склонам к западу от Табарии, оказалась самой трудной, и Абд Умар, возглавлявший отряд, все время подбадривал своих всадников, пока наконец они не поднялись на верхушку странного холма, формой напоминающего верблюда, именуемого Рога Хаттина. Здесь он остановил свой отряд, чтобы проверить состояние коней и дать последние указания.

– Никого не убивать. Никаких поджогов. Не наносить урона ни пальмам, ни оливковым деревьям.

Он подождал, чтобы эти новые приказы дошли до всех и каждого, а затем подъехал к каждому из своих лейтенантов, чтобы лично напомнить каждому из них:

– Сегодня вечером Макор должен признать Пророка, и его жители должны стать нашими друзьями.

Командиры мрачно кивнули, и он повел отряд дальше на запад.

Когда они в конном строю оказались в самом сердце Палестины, он впервые вспомнил, что слышал об этой богатой стране. Он несколько лет водил караваны из пустыни между Ятрибом и Дамаском, по шесть недель в седле на каждом перегоне, и до него доносились смутные слухи, что к западу лежит небольшая страна, занятая греками и римлянами, но рассказы эти не производили на него никакого впечатления до того путешествия, после которого он и познакомился с Магометом. Он вернулся в Аравию с грузом золота из Византии, когда, возглавив караван торговцев из Мекки, несколько дней вместе с ними шел к югу. Наконец один из них сказал: «Я должен поворачивать на запад, к Иерусалиму», и вот тут Абд Умар впервые услышал рассказы об этом городе.

– Его раздирают ссоры между христианами, – сказал торговец из Мекки.

– Против кого выступают христиане? – спросил Абд Умар.

– Против самих себя, – ответил купец, огорченно покачав головой, и повел своих верблюдов к холмам, за которыми протекал Иордан.

А теперь Абд Умар и сам оказался в Палестине, убедившись, что тут в самом деле все так запутано, как в свое время и рассказывал купец из Мекки: после того как арабы, завоевав Дамаск, захватили и Табарию, почти не встретив вооруженного сопротивления, к ним явились главы трех разных христианских церквей с жалобами друг на друга, и свары доходили до смертоубийства. Шпионы, являвшиеся в караван-сарай в Табарию, докладывали, что точно то же самое творится в Макоре и Цфате, а Акка решительно поделена между церквами, сцепившимися за право собирать деньги с паломников, прибывающих из Рима и с запада, чтобы побывать на Галилейском море. В Дамаске же ссоры между христианскими церквами были просто позорищем, из-за чего – и еще желание привлекать паломников к посещению святых для них мест, поскольку они несли с собой богатства, – Абд Умар принялся изучать христиан и их привычки, собирая все доступные ему сведения у шпионов и у глав церквей в захваченных Дамаске и Табарии.