Старик унес высохшие ветви под обрыв, выковырнул из песка три камешка, приладил над ними литровую консервную банку и разжег маленький, в ладонь, костерок. Пока в банке таял снег, старик достал рыбину, жирным куском натер срез куста, а потом, начиная с носа гольца, стал резать тонкие пластинки и класть в рот. Аромат свежей рыбы мешался с нежным запахом горящих веток, на зубах старика похрустывали хрящики. Солнце высушило туманы, и разбухшие снега мерцали многоцветными блестками…

Вода в банке закипела, старик достал галеты, чай и сахар. Он долго с наслаждением чаевничал в разогретой ложбине, рассказывал кому-то невидимому о своем путешествии, слушал тихий шепот ветвей в струях ветра и кивал, полуприкрыв, глаза.

Отдохнув, старик собрался и зашагал по хрустким мхам берегового обрыва — весной снег в долинах испаряется в первую очередь на берегах рек и озер. Повторяя их изгибы, пролегают в тундре твердые дорожки. Мудрая природа, видно, специально готовит их на время, когда снег становится вязким и ходить по нему невозможно.

Солнце взошло над сопками, загнало синие тени в распадки, а вместо них разлило по склонам голубые, зеленые и розовые. Каждый кристаллик снега превратился в самоцвет. Тепло рождало в бесконечных снегах неуловимые звуки. Они тонкими ручейками просачивались в сердце старика, а там превращались в аккорды. Аккорды складывались в музыкальные фразы, и старик не заметил, как затянул мотив:

Настроение подсказало слова, и полилась песня:

В середине дня старик отыскал бугорок с хорошо просохшими мхами, снова вскипятил чай, поел сухого мяса и лег спать до того часа, когда наст окрепнет и можно будет идти дальше.

Вечером Питычи направился на другую сторону реки, к плоским буграм, за которыми стояла гряда сопок.

Из кустов выбежала куропатка. Зимнее оперение ее было исчеркано коричневыми крапинками, со спины сыпались белые перья. Линяет. Следом с треском и шумом выбежал петух и понесся вдогонку, хлопая по снегу концами растопыренных крыльев. Куропатка скользнула в ивняк. Петух остановился и, тряся сизой, с ярко-красными бровями, головой, закричал:

— Крэ-кэк-крэкс!

Питычи вспомнил анекдот, рассказанный недавно охотником Егором Мартским, засмеялся и сказал:

— Это ты кричишь: «Не догнал, зато хорошо погрелся», да?

Петух, выставив воинственно грудь, сделал в его сторону несколько шагов. Но, видно, решил не связываться, остановился и начал торопливо хватать с ивняковой ветви набухшие почки.

Питычи прошел широкую полосу кустарников у реки. До бугров было еще далеко. Впереди лежала в крепких застругах тундра. Здесь гуляли ветры. Снег скапливался в кустах да на реке, а тут лежал тонким слоем, но был хорошо спрессован и надежно укрывал колонии мышей.

Питычи огляделся. А вот и лис Ятъел со своей женой. Охотятся на Пипикыльгина, мышку. Ишь как хозяин старается: не сегодня завтра в семье будут щенки.

Лисья пара охотилась на границе голой тундры и полосы кустарников. Здесь снег не так крепок. Красный Ятъел торопливо перебегал с места на место, не отрывая носа от снежной поверхности. Его светлая, почти желтая супруга суетилась меньше. Она ходила маленькими плавными шагами.

Но вот лис замер, потом быстро начал копать. Снег полетел под брюхо. Лис дважды замирал, слушал несколько секунд и снова принимался копать. Наконец он, припав на передние лапы, сунул голову в снег. Еще несколько резких движений, и вот лис медленно и торжественно выпрямляется, держа в зубах толстого лемминга. Постоял с минуту, тряхнул головой, сбрасывая с мордочки налипший снег, и пошел к жене. Она сидит, обвив ноги хвостом, и смотрит, как важно муж шествует с добычей. Лис подошел и положил лемминга. Жена обнюхала зверька, благодарно полизала лиса в пушистую щеку и принялась за еду, а лис, радостно подпрыгивая, побежал искать новую добычу.

Питычи стало очень хорошо и весело от такой семейной картины, и он снова запел:

Наступила ночь. Над сопками, за которые ушло солнце, повисла лимонная заря. Чуть выше небо окрасилось зеленью, а сам купол из светло-голубого стал нежно-серым.

Питычи дошел до бугров и запетлял в мешанине лощин, скатов и обрывов. Шуршание легкого ночного ветерка, скрип шагов и звуки собственного дыхания давно стали частью тишины. Охотник и не воспринимал их, как не воспринимается долгая тишина. От нее только покой в душе и простор мыслям. И Питычи думал о том, как придет в бригаду, как встретят его дети и внуки и устроят в честь деда праздник. Будут петь песни о его охотничьих делах, об ордене, которым наградили его за работу, о долгих годах, которые он еще должен прожить на радость всем вокруг.

Неожиданно в мысли старого охотника вплелось далекое глухое жужжание. Вертолет? Вроде не похоже, Может быть, самолет, который летает из райцентра в Анадырь? Нет, нет. Самолет летит высоко, его голос растекается над всей тундрой и слышен сразу отовсюду, пока не увидишь его почти над головой. А это звук одного направления. Питычи повернулся. Да, звук идет сзади, от речки Мечег. Наверное, это совхозный вездеход.

Внезапно жужжание оборвалось. Питычи постоял минуту, вторую и пошел дальше. Да, совхозный вездеход. Как всегда, до паводка развозит по бригадам, болотные сапоги, резиновые лодки и другие вещи, необходимые в летних кочевках.

Через полчаса новый посторонний звук, теперь уже впереди, за увалом, заставил Питычи остановиться. Он услышал шуршание и звяканье. Этот звук был ему хорошо знаком; так шумит зверь, убежавший от человека вместе с капканом. И, подтверждая догадку охотника, навстречу ему выскочил песец. Зверек заметил человека, но не остановился, а торопливо запрыгал к нему. Прыгал он боком, изогнувшись, на трех лапах. Сзади волочилась в снежной пыли цепь. В широко открытых глазах метались красные искры, из распахнутой пасти висел лиловый язык. Песец сунул голову между торбасами Питычи, закрыл глаза. Ногам Питычи передалась его дрожь.

Охотник посмотрел вокруг. Никого. Ни звука. Природа застыла в молчании. Питычи оглядел зверька. Какой толстый! Самка, Нэврикук. Капкан держал зверька за ступню левой передней лапы. Охотник подобрал конец стальной цепочки, сказал:

— Нэврикук, тебя ловил плохой человек. Разве он не знает, что в тундру пришла весна? А может быть, этот человек забыл, где поставил капкан? Тогда он еще и плохой охотник. Давай твою лапу, Нэврикук. — Питычи одной рукой ухватил лапу, второй сжал пружину. Дужки капкана разошлись, и лапка легко выскочила наружу. Значит, Нэврикук попалась недавно, ступня не успела закоченеть и примерзнуть к металлу.

— Ты счастливая, Нэврикук, — сказал Питычи. — Теперь иди домой. Ну, иди, уже нечего бояться. Исполком давно закрыл зимнюю охоту.