— Так, значит, я уже «ваш человек»? — Не удержался, чтобы не съязвить я.

Он удивлённо взглянул на меня и как-то растерянно пожал плечами. Причём, на лице у мужика явно читалось сакраментальное: «А куда ж ты денешься, сынок, с подводной лодки»?

Я невольно поёжился. И, дабы прервать затянувшуюся паузу, кивнул.

— Вот и хорошо. — Заторопился он. — Значит, мы вас переправим на сто тридцать лет вперёд, считая от вашего объективного времени. Вы — подающий надежды юноша из провинции. Ну, м-м-м… скажем, из Пензы. И зачислены на первый курс лётной академии.

— И? — Опешил я. — Что же я буду делать?

— Жить. — Отрезал он. — Просто жить и всё.

— Хороший человек — не ремесло. — Натужно хохотнул я.

— Беда любой организованной системы в том, что к необходимому моменту людей, обладающих нужными знаниями еще нет. Зато потом, когда ситуация меняется, общество еще долго штампует спецов давно умершего профиля.

— То есть, вы собираете нас по всему свету и различным временам и кидаете в гущу событий как щенков в прорубь? — Уточнил я. — Делая заведомо проигрышную ставку не дилетантов и всегдашнее русское «авось»?

— Да не бойтесь вы. Ведь даже библейский Ноев Ковчег сделал любитель. Профессионалы же построили Титаник. — Подбодрил он. — К тому же, никто не собирается посягать на вашу свободу. — Адаптируйтесь, делайте что хотите. Перефразируя одного умного человека, — он кивнул на плакат с изречением Пауло Коеэльо, — всё, что должно произойти — обязательно произойдёт. — Затем почесал переносицу, и добавил. — Так или иначе.

А у меня по спине пробежал озноб. Уж очень не понравилось это его «или иначе».

Так я стал путешественником во времени. Нелепо погибнув в начале двадцать первого века и волею неведомых сил оказавшись в двадцать втором.

Но я сильно не отчаивался. Ведь, если мне не изменяет память, то «Ultra poss nemo obligatur». - (Никого нельзя обязать сверх его возможностей. (лат).

Пробуждение оказалось ужасным. Нет, физически Лена чувствовала себя превосходно. Лене было стыдно.

Перед глазами мелькали картины последнего месяца. Ее бурный роман с Николаем, казалось, затмил все на свете. Она с нетерпением ждала окончания пар в институте, чтобы быстрей оказаться рядом с любимым. Прогулки по вечернему городу. Кино-конфеты-цветы. И радостное ожидание чего-то большого и светлого. И вот этот досадный казус на последнем свидании. Надо же, как какая-то ПТУ-шница решила повыпендриваться и позорно свалилась в воду. Судя по тому, что ничего не болело, ее, конечно же, спасли. Вернее, спас Николай. Лена зябко поежилась. Как уже говорилось, чувствовала она себя хорошо.

Ну, не то, чтобы заново родившейся, но вполне терпимо.

— Эй, кто-нибудь! — Крикнула девушка.

Ответом была тишина. Она давила на психику и исподволь навевала беспричинный страх.

— Ау! — Позвала Лена.

Странность происходящего заставила сердце биться испуганной птицей. А мысли затравленно заметались, подобно зверю, пойманному в капкан.

— Как она? — Вдруг послышался озабоченный голос.

— Более-менее. — С плохо скрываемым равнодушием ответил кто-то невидимый.

Причём, Лена так и не смогла разобраться, кто говорил, мужчина или женщина.

А, возможно, бесполый тембр вообще принадлежал речевому синтезатору? Будучи с Николаем на ВДНХ они видели такие.

— Может, подстегнуть её? — Осведомился первый собеседник? — Она молода и здорова. Так что, не думаю, что возникнут какие-либо эксцессы.

— Мне то что? — С прежней индифферентностью отозвалось существо, уже получившее у Лены прозвище «ни рыба ни мясо». Впрочем, в его (или её) тоне вскоре послышалось любопытство. — А ты торопишься?

Теперь Лене стало абсолютно ясно, что беседуют всё же представители прекрасного пола. Ведь мужчины гораздо более прямолинейны.

Разлепив веки, Лена попыталась повернуться. И с содроганием поняла, что не может этого сделать.

Невидимый, но вполне осязаемый обруч, подобно стальными тискам намертво зафиксировал голову в очень неудобном положении.

То есть, до сих пор пленница не придавала этому совершенно никакого значения. Скорее, даже наоборот, и ложе и в одночасье вызвавший острое чувство дискомфорта крепёж были анатомически правильными.

Но — и это всем известно — ничего нет хуже ограничения свободы.

Девушка начала бешено вращать глазами, кашлянула, прочищая горло и громко крикнула:

— Освободите меня! Немедленно!

— Ишь ты! Очнулась!

Две мордашки, до половины скрытые хирургическими повязками, с любопытством склонились над Леной.

И, хотя лиц было почти не видно, пленница сразу признала в них своих ровесниц: Пряди, выбивавшиеся из-под серо-голубых шапочек не тронуты сединой. «Гусиные лапки» вокруг глаз отсутствуют напрочь. Да и огоньки задорного жизнерадостного интереса не оставляли сомнений.

— Не так быстро, милая. — Сочувственно пропела брюнетка. — Сначала сделаем анализы. Протестируем на беременность. Затем пройдёшь обследование у нашего мозгоправа.

— Я не сумасшедшая. — Безапелляционно заявила пациентка.

— А разве кто-то утверждает обратное? — Философски промурлыкала шатенка.

— Вы!.. — Захлебнулась от возмущения расстроенная не на шутку Лена.

— Вот видишь! — Засмеялась светловолосая обращаясь к коллеге. — А ты говорила «подстегнуть»! Как бы успокоительное вводить не пришлось.

— Кто ж знал, что нынче утопленник такой прыткий пошёл? — Всплеснула руками чёрненькая. — И, обращаясь к Лене, поинтересовалась. — И чего ж тебе не жилось, милая.

— Дурацкие у вас шутки, тётенька. — Старательно имитируя интонации капризной пятилетней девочки пискнула невольница. — И сами вы, извините, дуры!

— Смелая! — Вздохнула брюнетка.

— И глупая вдобавок. — Подвела итог товарка. Затем набрала в шприц какой то бесцветной жидкости и посоветовала. — Ты бы это, милая… Полегче на поворотах.

В воздухе разлился острый запах медицинского спирта. Внутреннюю сторону локтя приятно защекотало. Лена ощутили кожей прохладу, а затем укол, лёгкий, словно комариный укус.

Девушка раскрыла было рот для немедленных возражений, но тут же снова потеряла сознание.

— Что там у неё из барахла? — Деловито осведомилась одна из медсестёр.

— Да так, обычные женские мелочи.

— Значит, сдай в хранилище. — Подвела итог старшая. — Там без нас разберутся.

Ленины вещи: одежду, бусы и обувь упаковали в полупрозрачный пластиковый мешок. Заклеили его скотчем и бросили на ленту транспортёра, навсегда забыл о них.

Тело же, хозяйку которого преследовало фатальное невезение, аккуратно покатили по длинному, выложенному кафелем коридору. Путь освещали люминесцентные лампы, дававшие холодный свет.

Вскоре подъехали к двери с надписью «Диспетчерская» и остановились.

— Вот и всё. — Как-то устало прошептала темноволосая. — Добро пожаловать в ад, девочка.

Далее потянулись казарменные, иди вернее, тюремные будни. Серые и однообразные.

И, хотя свободного времени почти не было, так как их весьма интенсивно обучали с помощью гипноза, существование больше напоминало тюрьму, чем учебный центр.

Да и учебы была какая-то странная. После «урока» голова была тяжелой, и никаких видимых знаний не прибавлялось. Лишь много позже Лена узнала, что в мозг насильно закачивали различные кодированные пакеты информации. Которые раскрывались лишь после получения определенной команды. Превращая тем самым человека в послушную марионетку.

Хотелось выть от тоски и биться головой о стену.

Что говорить, если порой самые страшные первые дни адаптации, проведенные в карантинном боксе, порой вспоминались с ностальгией, как что-то уютное и светлое.

Может быть, потому, что тогда ещё не угасла надежда?

Именно в один из таких беспросветных дней почти доведённая до отчаяния Лена и постучалась в кабинет главной мучительницы. И то, что к издевательствам, бывшим не чем иным как изнурительными тренировками она имела, так сказать косвенное отношение, ничуть не умаляло её вины в глазах узницы. Или, правильней будет сказать, курсантки.