Я вторично обнял Васю со словами:
— Молодец! Спасибо тебе за ценные и своевременные сведения. За твою смелость после взятия Вильно я тебя представлю к награде орденом Красного Знамени.
Краснея от радости, Вася смущенно, но твердо ответил:
— Рад служить родной Советской Белоруссии!
Смерть героя
Предвидя упорные бои на подступах к Вильно и в самом городе, ровно в 5 часов утра 14 июля я направился в бригаду, обходящую город с северо-запада. Вместе со мною были Титаев, Хачи и Вася. Вначале я не хотел брать Васю с собой, но, уступая его горячей просьбе и думая о том, что он и здесь может быть полезным, захватил его.
В 15—18 километрах от города противник перешел к обороне и начал оказывать сопротивление. Очевидно, генерал Барщук, не желая без боя отдать древнюю столицу Литвы, решил напрячь все свои силы для обороны. Он выбросил на фронт все, что мог, в том числе и необученные, наспех сколоченные добровольческие батальоны, составленные из местного населения. Развернулся ожесточенный бой с переменным успехом.
Во второй половине дня бригада Уединова ворвалась на западную окраину Вильно. Начались уличные бои.
Мой Казбек, весь взмыленный, ретиво догонял головные части. Впереди бригады я увидел громадную фигуру комбрига. Его кабардинская бурка, распахнутая ветром, неслась вместе с ним, как черные крылья, развеваясь вправо и влево. Сзади была видна только папаха да вытянутая вперед рука с обнаженной саблей. Рядом с ним скакали, тоже с обнаженными саблями, командиры полков Смирнов и Балашев.
Подскочив к перекрестку какой-то улицы, мы попали под сильный пулеметный огонь. Стреляли из окна высокого дома. На моих глазах свалились с коней два красноармейца, сраженные вражескими пулями. Одновременно с этим в тридцати шагах впереди меня со страшным треском взорвались брошенные сверху ручные бомбы. Казбек встал на дыбы и перевернулся, я упал с лошади и больно ударился о мостовую. Не медля ни минуты, Титаев подскочил, поднял меня и потащил к воротам дома. Красноармейцы открыли огонь по окнам дома, из которого стреляли.
На мостовой я увидел упавшую лошадь Васи и его самого, неестественно неподвижного. Преодолевая боль, бросился к нему. Дрожащими пальцами приподнял веки его и убедился, что он мертв.
Хачи и Титаев положили тело на землю у ворот. Только теперь я заметил, что вся спина и затылок Васи были изрешечены осколками взорвавшейся бомбы.
...К вечеру, после ожесточенного боя в центре города, на городском бульваре и на южной окраине города поляки окончательно были выбиты из города.
В 19 часов штаб корпуса во главе с Вилумсоном прибыл в Вильно и тотчас же послал по радио командующему Западным фронтом и ЦК Белоруссии следующее донесение:
«Сегодня в 12 часов дня передовые части корпуса ворвались в г. Вильно. После восьмичасового кровопролитного боя под личным руководством комкора г. Вильно взят. 14 июля 1920 года. № 850. Наштакор Вилумсон. Военком Поверман».
Через день, при участии трудящихся города и бойцов корпуса, мы похоронили в городском саду тело Васи.
В последний раз прощаясь с ним, я воткнул в свежий могильный холмик деревянную дощечку с надписью:
ТИШЕ, ГРАЖДАНЕ!
ЗДЕСЬ ПОКОИТСЯ ТЕЛО ВОСЕМНАДЦАТИЛЕТНЕГО ЮНОШИ —
БЕЛОРУССКОГО КОМСОМОЛЬЦА ВАСИ,
ПАВШЕГО ЗА СВОБОДУ И СЧАСТЬЕ ВСЕХ ТРУДЯЩИХСЯ.
В результате удачных боев под Вильно оперативный план контрнаступления, разработанный лично Пилсудским, потерпел фиаско. С этого момента, по словам самого Пилсудского, польские армии неудержимо катились до древних стен Варшавы.
Одиннадцатая армия идет в Баку
Член Коммунистической партии с 1915 года. Партийный организатор и пропагандист в Грузии, Армении, Азербайджане. Активный деятель Бакинской коммуны. С начала марта 1919 года становится во главе большевиков Азербайджана, налаживает работу в подполье, руководит борьбой трудящихся против контрреволюционеров и интервентов. Герой Социалистического Труда.
В марте 1920 года я с группой товарищей прибыл в Петровск. К этому времени, освободив Северный Кавказ, Одиннадцатая армия подошла к самой границе Азербайджана. Командующий армией Михаил Карлович Левандовский подготовил ее к дальнейшим боевым действиям, расположив передовые части по левому берегу реки Самур и сосредоточив здесь отряд бронепоездов...
Желая поскорее попасть в Баку, я обратился к Левандовскому с просьбой помочь мне войти в город с первыми воинскими частями. Он сказал, что первыми в Баку должны вступить бронепоезда. Именно им дано задание прорваться впереди остальных войск в район нефтепромыслов Баку, чтобы помочь бакинским рабочим обеспечить охрану этих жизненно важных объектов. «Поэтому,— сказал мне Левандовский,— если вы хотите попасть в Баку раньше, то вам следует отправиться с этим отрядом». Я попросил Кирова, как члена Реввоенсовета Одиннадцатой армии, дать на это согласие. Он меня поддержал и предложил ехать в качестве политического уполномоченного Реввоенсовета армии...
Выехав из Петровска к месту стоянки бронепоездов, я встретился в районе Дербента с командующим группой бронепоездов Михаилом Григорьевичем Ефремовым и военным комиссаром этой группы Дудиным. Бронепоезд «III Интернационал», на котором находился командный пункт Ефремова, стоял в 200—300 метрах от моста через-пограничную с Азербайджаном реку Самур, маскируясь в лесу. Поэтому с другого берега его не было видно.
Был теплый весенний день, деревья уже покрылись листвой.
Ефремов прочитал приказ командования, подписанный Левандовским. Приказ был очень короткий и необычный. Приказывалось 27 апреля выступить, лихим налетом прорваться в Баку, закрепиться на бакинских нефтепромыслах и, опираясь на поддержку рабочих отрядов, охранять промыслы от возможных поджогов до подхода основных сил Одиннадцатой армии.
— В котором часу мы выступаем? — спросил я Ефремова.
— В приказе назван только день выступления,— ответил он,— а час выступления не указан, а раз не указан, то, значит, нам предоставляется право самим решить этот вопрос.
— Ну и когда же мы выступим?
— Ночью, в пять — десять минут первого. Чем раньше, тем лучше.
Как же был выполнен этот приказ командарма Левандовского?
Мы ознакомились с состоянием готовности бронепоездов, побеседовали с бойцами. Наша разведка донесла, что на противоположном берегу расположен отряд азербайджанских войск и недалеко курсирует блиндированный поезд, командиром которого был офицер-грузин.
Обсудив с Ефремовым обстановку, мы решили попытаться вступить в переговоры с командиром этого поезда, постараться разведать, не заминирован ли мост, где проходят телефонные и телеграфные провода, связывающие караульный отряд моста с соседней станцией.
Мост был ничейным. На одном его конце стоял наш часовой, на другом — азербайджанский. Мы подошли к азербайджанскому часовому и попросили его передать командиру блиндированного поезда нашу просьбу — прийти для беседы с нами на мост. По вызову часового пришел начальник караульного отряда и сказал, что поезд ушел на другую станцию и что поэтому просьбу нашу передать командиру нет возможности. Мы попросили сделать это, когда поезд вернется. Он обещал.
Начальник караула производил впечатление человека, неплохо к нам настроенного, и мы решили рискнуть на большее — попытаться пройти дальше на территорию за мостом.
К нам подошли азербайджанские солдаты. Поздоровались. Чтобы усыпить их бдительность, мы завязали такой разговор:
— Мы пришли к вам в гости. Вот только водки у нас нет — она у нас запрещена. Может быть, у вас есть коньяк?
— Коньяку нет. Но купить можно, деньги только нужны,— ответил начальник караула.
— Значит, если мы дадим вам деньги и завтра в такое же время придем, то выпивка будет?
Я дал им пачку денег, которые мы специально взяли с собой на такой случай (деньги были царские, у нас они никакой ценности не имели, а в Азербайджане шли даже лучше, чем местные)...
