Они сложили оружие

Крупные отряды белогвардейцев в несколько тысяч человек, выбитые из Одессы, старались уйти в Бессарабию.

В районе станции Кучурганы и немецких колоний Страсбург, Зальц, Кандель появился многотысячный отряд — не то Бредова, не то Мартынова. С ним у Страсбурга вступила в бой наша пехота. Кавбригада ударила деникинцам во фланг и прижала их к Днестру. Сотнями и тысячами бродят белые в днестровских плавнях.

Кавбригада вступает в деревню Глинное (12 км от Слободзеи, где обосновались белые). В Слободзею посылаем в разведку эскадрон.

Миновав переправу, кавалеристы поставили лошадей по сараям, сами попрятались по огородам и за заборами. Ждут.

Ночь. Темно. Вдруг появляется автомобиль. Белые снопы света бросает фонарь по улице Слободзеи. Бойцы выскакивают из-за заборов.

—    Стой! Ни с места!

Из автомобиля раздается голос:

—    Что вы безобразничаете! Это я — начальник боевого участка!

—    Тебя-то нам и надо.

Котовцы окружают машину:

—    Руки вверх! Ни с места!.. Мы — котовцы.

Белогвардейцы — один полковник — начальник боевого участка и два генерала,— увидя направленные на них со всех сторон дула винтовок, вынуждены сдаться. Кавалеристы доставляют их в штаб бригады, в деревню Глинное.

Было далеко за полночь, когда пленные предстали перед Котовским. Котовский принимает их учтиво, просит садиться. Полковник со злости и горя заливается горькими слезами. Генерал просит дать ему стакан вина.

Котовский предлагает пленным взять себя в руки. Начинается деловой разговор. Котовский выставляет свои требования: полная, без всяких условий, капитуляция всей группы — солдат, офицеров и генералов.

Полковник, начальник боевого участка, долго не соглашается, ссылается на свои убеждения. Генералы настроены более примирительно, они уговаривают полковника написать начальнику группы предложение о сдаче. Наконец полковник сдается и пишет... С рассветом товарищ Котовский приказывает мне передать письмо полковника в штаб белой группы. Беру 60 человек бойцов-добровольцев и одного из генералов и еду. Помню, разорвали мы красноармейскую белую рубашку, надели на пику и отправились в плавни.

Подъезжаем к плавням. Навстречу выходит группа офицеров. Лица встревожены, в глазах беспокойство. Спрашивают генерала:

—    Что это за делегация?

Генерал отвечает:

—    Везут пакет в штаб группы.

Офицеры указывают нам дорогу в штаб. Оказывается, штаб — в плавнях, в крестьянских хатках. Едем туда. Остановив в 400—500 шагах от штаба свой отряд, посылаю генерала с пакетом в штаб и предлагаю ему долго здесь нас не задерживать, принести ответ как можно скорее.

Генерал уходит. Ждем час, другой — ответа нет. Через три часа появляется из штаба какой-то полковник: ничего определенного он не говорит. Я предъявляю через него ультимативное требование: в течение 15 минут дать мне ответ, в противном случае снимаюсь и ухожу, и за последствия пусть не пеняют.

Через 15 минут штаб высылает переговорщика. В переговорщике узнаю корнета Гиндина, моего бывшего сослуживца по 12-му уланскому полку старой армии, где я был вахмистром. Гиндин сильно взволнован, не может говорить. Наконец успокоившись, открывает мне, что в штабе и не думают сдаваться, а выжидают лишь ответа от румынского командования, к которому послана делегация с просьбой принять белых на свой берег. Гиндин бежит в штаб и скоро возвращается с группой офицеров, человек 20—30; во главе группы — полковник Самсонов, мой бывший командир полка по старой армии.

Полковник Самсонов, уже предупрежденный Гиндиным, подходит ко мне:

—    Здравствуйте, Криворучко.

Отвечаю:

—    Здравствуйте, господин полковник...

—    Я не господин, а товарищ,— вдруг перебивает меня Самсонов.— Мое оружие сдаю вам.

Снимает с шеи бинокль, вынимает из кобуры револьвер и передает мне. Затем, повернувшись к офицерам, говорит им:

—    Предлагаю последовать моему примеру и сдаться без всякого боя и условий коннице Котовского.

Большинство офицеров беспрекословно сдают оружие. Я веду эту группу в село Глинное.

У штаба бригады нас ожидают два пленника — генерал и полковник — и Котовский. Открывается что-то наподобие митинга. Котовский выступает с приветственным словом. Отвечает на приветствие один из высших офицеров.

—    Мы складываем оружие,— заявляет он.

В следующие два дня нам сдалось без боя около четырех тысяч человек.

Героические дни

Шестнадцатилетним юношей в 1904 году вступил в Омскую организацию РСДРП, примкнув к большевикам.

Один из организаторов вооруженного восстания за установление Советской власти в городе Самаре. Соратник М. В. Фрунзе по борьбе с армиями Колчака. Вместе с С. М. Кировым руководил обороной Астрахани, участвовал в освобождении Средней Азии.

В начале 1920 года я, будучи членом Реввоенсовета Туркестанского фронта,-был командирован из Ташкента в Закаспии для того, чтобы форсировать операции против деникинцев, которые там орудовали уже в продолжение нескольких месяцев. Происходил настоящий своеобразный танец на месте вдоль линии железной дороги: то противник занимал станцию Кизил-Арват, то эта станция бралась нашими войсками. Борьба шла лишь по тоненькой полосе вдоль линии железной дороги, так как кругом были непроходимые безводные пески.

Подготовка к рейду

К моменту моего приезда в Кизил-Арват уже был разработан план захода противнику в тыл. Операция предстояла необыкновенно сложная: надо было по голой пустыне провести большое количество войск и абсолютно все брать с собой — снаряды для артиллерии, патроны, продукты и даже воду, потому что кругом не было ни одной капли воды.

Даже корм для лошадей и верблюдов надо было также везти с собой, так как в пустыне не было ни травинки. Это безмерно увеличило обоз. Требовались тщательные подсчеты верблюдов, лошадей, необходимой воды, корма для животных. Нормы питания были взяты очень жесткие. И все же выходило, что при огромном обозе воды, пищи для людей, корма для животных хватало только на путь в один конец. Отсюда понятна опасность операции; в случае неудачи мы все должны были погибнуть в пустыне, так как на обратный путь у нас не осталось бы ни пищи, ни воды, ни корма. Это делало подготовку к операции крайне ответственной.

Мы ночами просиживали над разработкой мельчайших деталей, так как самая незначительная мелочь, не предусмотренная в плане, могла погубить все дело.

Наконец все было кончено, и однажды на рассвете мы двинулись в глубину пустыни.

На станции Кизил-Арват остался отряд, который получил задание: в определенный день, когда мы будем атаковать противника на станции Айдын, выступить вперед но линии железной дороги и атаковать передовые части противника.

Поход в пустыне

В нашем отряде, вышедшем в тыл противнику, было четыре тысячи лошадей. У нас были все виды оружия: две батареи артиллерии, конница, пехота, огромный обоз. Мы шли четверо суток, шли день и ночь, так как судьба операции заключалась в ее быстроте. Если бы противник как-нибудь обнаружил нас, то гибель всех была бы неизбежна.

Условия пути были кошмарные, особенно днем. Стояла невыносимая жара, температура доходила до шестидесяти градусов, воды мало, на каждого полагалось в день лишь по три стакана — нельзя было не только освежиться водой при этой температуре, но даже полностью утолить жажду. Особенно в кошмарных условиях была пехота: несмотря на большие обозы, мы не могли разместить всего по вьюкам на лошадях и верблюдах, и многие вещи красноармейцы несли на себе. И все же... В конце четвертых суток мы очутились около безлесной и песчаной горы, за которой находилась станция Айдын. Нам нужно было обойти эту гору и выйти на линию железной дороги.