Княжну Тимиреву, как мне поведали участники тех событий, в тюрьме никто не задерживал. Ей предлагали «отправиться на все четыре стороны». Она отказалась выйти на свободу, желая до конца остаться рядом с Колчаком. Так в протоколах Чрезвычайной комиссии появился несколько странный термин:«госпожа Тимирева самоарестовалась».
Как о несбыточной мечте подумал я: вот бы поговорить с княжной Тимиревой! Ведь она была самым близким Колчаку человеком. И безусловно, многое знала. Колчак не мог не рассказывать ей о «Марии».
Но где искать ее след? Да и существует ли он вообще?
По логике времени, событий и обстоятельств ответ на этот вопрос мог быть, вероятно, только однозначно-негативным.
Да, так мне казалось. Но жизнь бывает удивительнее приключенческих романов. В 1972 году у меня произошла встреча, приведшая к последствиям, в реальность которых мне и сегодня с трудом верится.
5. ИСПОВЕДЬ ОТЦА РОМАНА ИЗ САН-ФРАНЦИСКО
Сегодня они сами себе судьи — люди, не принявшие или не понявшие революции.
Разбросанные по всему свету, оторванные от родины, — кто знает? — сколько раз казнили они себя за неверный шаг, сделанный когда-то в молодости. Впрочем, и здесь не все однозначно. Одни мучились, другие ожесточались, третьи сражались против отечества своего…
Пестра мозаика белой эмиграции, и причудливо складывались порой судьбы ее представителей.
Во всяком случае, я не удивился — чего в жизни не бывает! — когда получил весточку из Сан-Франциско о том, что в местной православной церкви служит отец Роман, в прошлом… командир четвертой башни линейного корабля «Императрица Мария» мичман Штюрмер.
Заманчиво, конечно, подумалось тогда, расспросить его о событиях давних лет. Только согласится ли он, отошедший от «мирских дел», на такую беседу? Да и захочет ли он иметь дело с советским писателем? Но в конце концов, речь ведь идет не о «политике» в чистом ее виде. И как человеку неужели отцу Роману безразличны причины гибели его бывших боевых товарищей?! Ведь он был боевым флотским офицером. Почему бы не рискнуть обратиться к нему с вопросами?..
Словом, решился я обратиться к посредничеству историка русского флота, сына бывшего командующего Сибирской флотилией, — В. М. Томичу, проживающему в Сан-Франциско.
«…Я буду благодарен за любую информацию, связанную с историей гибели «Императрицы Марии», — писал я Томичу, — которой отец Роман сочтет возможным поделиться. Думаю, что вопросы, о которых пойдет речь далее, не затронут ни его религиозных, ни гражданских чувств, поскольку имеют в виду «материи» чисто исторического свойства и характера. Не были бы Вы столь любезны, чтобы в свободное для Вас время в любой форме, которую Вы сочтете тактичной и возможной, побеседовать с отцом Романом…»
Через месяц от него пришел ответ:
«…Попытаюсь, хотя заранее, естественно, не могу в смысле успеха беседы ничего обещать».
Оставалось одно — ждать.
Еще через месяц — письмо:
«Отец Роман любезно согласился ответить на Ваши вопросы. Прилагаю дословную запись нашей беседы.
Томич.
Вопрос. Отец Роман, по поручению авторов книги «Корабли-герои», с которой я Вас ознакомил, хотел бы обратиться к Вам с просьбой поделиться своими воспоминаниями об этом печальном событии из жизни Черноморского флота.
Ответ. В момент гибели линейного корабля «Императрица Мария» я занимал должность вахтенного начальника и командира 4-й башни…
В момент взрыва, который, по приблизительному моему расчету, был около 6 часов и 30 минут утра 7 октября 1916 года, я спал в своей каюте.
Этот взрыв произвел такой толчок, что от него я проснулся и вскочил, пробуя зажечь лампу, но электричества не было, так что в темноте стал разыскивать предметы своей одежды. Нашел ботинки, пальто и фуражку и выскочил из каюты, попав сразу в поток людей, которые бежали из носовой части корабля по коридору средней палубы и кричали, что это налет цеппелинов и цеппелин бросает бомбы.
Вслед за этим я выскочил на верхнюю палубу и увидел, что в носовой части, под первой башней, по-видимому, произошел взрыв и громадный столб дыма поднимался прямо к небу. С носовой части шли обожженные и раненые люди, и все офицеры, которые к тому времени собрались на юте корабля, бросились к носовой части, чтобы вытаскивать людей из огня и помогать тушить пожар…
Взрывы продолжались периодически и довольно долгое время. Я уже не помню, скольким раненым я помог отойти подальше от огня, когда услышал голос, по-видимому бывший голосом старшего офицера, говоривший; что нужно оставить корабль. Я подошел к левому кормовому трапу и видел, как адмирал Колчак, который был тогда на палубе, и все офицеры стали спускаться по этому трапу на портовые катера и шлюпки, которые к этому времени окружали наш корабль.
Я шел концевым, за одним мичманом, который сказал мне, что так как он старше меня по выпуску на шесть месяцев, то я должен пустить его вперед. Он был последним, взошедшим на этот трап, а я уже не мог на него ступить, т. к. корабль кренился на правый борт… Я пошел по левому борту корабля. У сетей противоминного заграждения споткнулся и упал. В это время корабль стал быстрее крениться, и я покатился по борту, докатился до киля и, ударившись о него, как о трамплин, упал в воду.
Меня сразу засосало до самого дна, а глубина там была 9 сажен. Несмотря на все мои старания всплыть оттуда, я ничего не мог сделать, потому что водоворот все еще тащил туда и не пускал. В конце концов обратной волной меня выбросило на поверхность воды и ударило каким-то обломком по голове, так что я почти потерял сознание. Все, что я чувствовал, это только то, что меня кто-то тащит за шиворот на катер… Потом меня отправили на шлюпке на линейный корабль «Евстафий»…
Вопрос. Не считаете ли Вы, что за время Вашей вахты могло быть присутствие каких-то посторонних лиц на корабле, которые, оставаясь на нем, были в состоянии провести акт саботажа и тем вызвать взрыв корабля?
Ответ. Я этого не считаю, потому что во время вахты, которую я стоял с 8 часов вечера и до 12 часов ночи, я никогда не видел, чтобы рабочие были отправляемы на шлюпках на берег. Их всегда отправляли на вахте с 4 часов дня до 8 часов вечера, точнее, приблизительно около 5 часов вечера. Таким образом, я могу с уверенностью сказать, что по вечерам, после 5 часов вечера, на корабле никогда не было посторонних людей.
Вопрос. Приходилось ли Вам видеть когда-либо снимки гибели линейного корабля «Императрица Мария» как во время службы во флоте, так и после окончательного оставления Вами морской службы?
Ответ. Несколько дней спустя после взрыва мне показали снимок линейного корабля «Императрица Мария» после взрыва. На этом снимке я видел громадный столб дыма, который прямо шел к небу, и мне сказали, что он был сделан одним из морских офицеров, возвращавшимся из отпуска, с поезда, который шел по южной части Северного рейда, из Инкермана.
Вопрос. Какой момент гибели корабля был запечатлен на этом снимке?
Ответ. Корабль был еще на плаву, т. к. он перевернулся, по-моему, после 7 часов утра, следовательно, это было приблизительно без четверти семь или без десяти семь, когда этот снимок был сделан, т. е. пока корабль был еще на плаву.
Вопрос. Насколько я знаю, Вам пришлось сопровождать тела погибших матросов и офицеров после гибели корабля, т. к. Вы были назначены начальником караула.
Ответ. По каким-то причинам начальство назначило меня начальником этого караула, вернее почетного караула, который сопровождал тела убитых матросов, потому что из офицеров только один погиб. Поэтому каждый день после гибели, вероятно это было даже начиная с 8 октября, я появлялся с караулом из матросов нашего же корабля «Императрица Мария» в госпитале. Из госпиталя нас на барже отправляли на Северную сторону, где на кладбище была вырыта братская могила. И вот в продолжение приблизительно недели, а то и всех двух недель, я каждый день ездил туда с утра и возвращался приблизительно к 12 часам, после предания земле этих убитых, всплывших трупов, утонувших и умерших в госпитале матросов с линейного корабля «Императрица Мария».
Вопрос. После гибели корабля была создана Следственная комиссия по разбору причин гибели. Очевидно, Вы также давали показания этой Комиссии. Не могли бы Вы поделиться своими воспоминаниями об этом?
Ответ. Да, было следствие. Комиссия заседала и допрашивала всех решительно из числа оставшихся в живых чинов: офицеров и команду линейного корабля «Императрица Мария». В отношении этого вопроса, да и потому что было на самом деле до взрыва, я могу сказать то, что ни в зарядном отделении, ни в бомбовом погребе в моей 4-й башне, а следовательно, и всех других башен, никогда и никто не жил, т. е. не ночевал, а как зарядное отделение, так и бомбовый погреб были закрыты ключом на замок… Что касается верхней части боевого отделения, у самих пушек, то я во время отдыха видел иной раз, что там лежали и отдыхали матросы, принадлежавшие к команде этой башни».
