Коль выросло древо и плод принесло,
Но стало точить его тайное зло,
И корень ослаб, и поблекла листва, —
Склоняется книзу вершина сперва,
А там, как подкошенный, рушится ствол,
11010 И новый побег уж на смену пришел;
В наследие дан ему солнечный сад,
Сиянье весны и цветов аромат.
Был корень здоров, а в побеге порок,
Но этого корню не ставь ты в упрек.
Коль сыну владенья отец завещал,
О тайнах ему сокровенных вещал,
Но слава отцовская попрана им —
Не сыном его ты считай, а чужим.
С дороги наставника, дерзок и слеп,
11020 Он сбился и кару заслужит судеб.
Таков уж обычай в приюте земном,
Начал и концов не распутаешь в нем.
Кто ложной дорогой стремится вперед,
На жалкую гибель себя обречет.
Теперь благородному старцу внемли
И знания жажду полней утоли.
Кавус, унаследовав царский престол,
Над краем огромным господство обрел.
Склоненную видел страну пред собой,
11030 Бездонную видел казну пред собой:
Серег, и запястий, и перстней гора,
В венцах золотых самоцветов игра,
Несчетных арабских коней табуны...
Могуч и богат повелитель страны.
Однажды в саду, среди лилий и роз,
К устам он наполненный кубок поднес.
На троне из золота и хрусталя
Властитель властителей, дух веселя,
Сидел с храбрецами иранской земли,
11040 И пили они и беседу вели.
Стал шах похваляться: «Мне равного нет,
Властителя, в мире столь славного, нет.
Владеть мне пристало всей ширью земной,
Никто не дерзнет состязаться со мной».
Всё пьет и хмелеет он, так говоря,
Дивятся воители речи царя.
Явился тут див, по обличью — певец,
И стражу сказал: «Проводи во дворец.
Из дальнего Мазендерана иду,
11050 Играть я умею, я с песней в ладу.
Быть может, владыке смогу угодить —
Пусть к трону велит он меня допустить».
Глава царедворцев, о том извещен,
Владыке промолвил, отвесив поклон:
«Бродячий певец — у дворцовых ворот
Предстать пред тобой дозволения ждет».
До трона царя провожали его,
Среди музыкантов сажали его.
Он руд сладкозвучный настроил тотчас,
11060 И мазендеранская песнь полилась:
«Да славится солнечный Мазендеран,
Да будет он счастьем навек осиян!
Там розы не вянут в тенистых садах,
Не вянут тюльпаны на горных грядах;
Цветет, увяданья не зная, страна,
Ни зноя, ни холода — вечно весна.
Струится в садах соловьиная трель,
Резвится в горах молодая газель,
На склонах зеленых весь год проводя,
11070 Себе пропитанье весь год находя.
И слуха услада, отрада очей —
Хрустальной струею звенящий ручей.
Дэй-месяц, Бехмен ли, Азер, Фервердин
[336] —
Не блекнет ковер благодатных долин;
В реке отражается зелень лугов,
Охотничьи соколы мчатся на лов.
Богатого града пленителен вид,
Парча златотканная всюду блестит.
Прекрасные девы — в венцах золотых,
11080 Мужи-удальцы в поясах золотых.
Кто не был, кто не жил в том дивном краю,
Ни разу не радовал душу свою».
Лишь, слух обольщая, та песнь донеслась
До шаха Кавуса — душа в нем зажглась.
Внезапною жаждою битв обуян,
Задумал он вторгнуться в Мазендеран.
Сказал он прославленным богатырям:
«Мы здесь предаемся веселью, пирам,
А воину каждому праздность вредна:
11090 Изнеженность, лень порождает она.
Джемшида, Кобада и прочих царей
Я счастьем богаче и родом старей —
Тем большую доблесть мне надо явить.
Царю подобает воинственным быть».
В смятеньи внимала властителю знать;
Кто мог бы тот замысел мудрым признать?
Кто с дивами лютыми ищет борьбы?
Мужи побледнели, наморщили лбы.
Но спорить с владыкой никто не хотел,
11100 Лишь горестный вздох над толпой пролетел.
Гив доблестный, Туc, и Гудерз, и Гошвад,
Горгин, и Бехрам, и могучий Пулад
Сказали: «Тебе мы покорны во всем.
Куда повелишь, за тобою пойдем».
Но после, собравшись в полуночной мгле,
Властителя речь подвергали хуле
И так меж собой говорили они:
«Достались на долю нам черные дни.
Коль царь не утопит в вине на пиру
11110 Им сказанных слов, вспомнит их поутру —
Ирану конец, всем конец нам тогда!
Исчезнет вода и земля без следа.
Джемшиду служили и зверь и пери,
Сиял его перстень светлее зари, —
На дивов он все же войной не ходил,
Воителей в Мазендеран не водил
[337].
Мудрец Феридун, чудотворец святой,
Вовек не пленялся подобной мечтой.
И если бы нужен был этот поход,
11120 То царь Менучехр, не жалея щедрот,
Не ведая страха, его б совершил,
Навеки бы вражью орду сокрушил.
Нам надобно средства искать и пути,
Чтоб злую беду от страны отвести».
Тус витязям молвил: «О други-бойцы,
В сраженьях испытанные храбрецы!
От этого горя есть средство одно,
К нему обратимся — доступно оно.
Воззвание мы с расторопным гонцом
11130 Воителю Залю такое пошлем:
«Коль голову моешь ты, — пены не смыв,—
Спеши к нам на выручку, ум отточив... »
[338]Советы его, коль приложит он труд,
Путь к царскому сердцу, быть может, найдут.
Он скажет: «То сети плетет Ахриман;
Не должно вторгаться к волшебникам в стан».
А если царя не усовестит Заль —
Все сгинет, постигнет отчизну печаль».
О многом вождю написали. С письмом
11140 Помчался гонец на коне огневом.
В далекий Нимруз прискакав, наконец,
Вошел к ясноликому Залю гонец.
Привез он от цвета иранских дружин
Посланье: «О Сама прославленный сын!
Отчизну сегодня толкают на путь,
Что с разумом несообразен ничуть.
Коль ты не пойдешь против этих затей,
Настанет конец для отчизны твоей.
Желанием гибельным царь обуян,
11150 С пути совратил его сам Ахриман.
Властителю мало иранской казны,
Что деды скопили, трудясь для страны.
Прельстился добычею легкою он,
И мазендеранский подай ему трон!
Когда хоть мгновенье промедлишь, в поход
Тотчас же владыка войска поведет
И разом погубит плоды всех трудов,
Что нес при Кобаде ты столько годов,
Сражаясь по львиному рядом с сынком,
11160 Который не сыт был еще молоком;
Погубит, развеет по ветру, как дым...
Губительным замыслом он одержим.
Поблекнет державного древа листва...»
Заль в горести выслушал эти слова.
Он думал: «Кавус своеволен и слеп,
Еще не познал он коварства судеб
[339].
Над всеми краями вознес он свой трон,
К нему благосклонно теченье времен.
Пред силой его меченосных дружин
11170 Трепещет и знатный и простолюдин.
Не диво, коль будет со мной он спесив,
Совет мой отвергнет, мне боль причинив.
А если я эту печаль отстраню
И мысль о царе от себя отгоню —
Осудит меня всемогущий Творец,
И сам повелитель, и каждый боец.
Пойду я, подам ему добрый совет.
Коль примет — себя же избавит от бед.
А если вспылит — я в дорогу готов,
11180 Оплот мне — Ростем и дружина бойцов».
Всю долгую ночь размышлял он во мгле.
Лишь солнце венец свой явило земле,
Заль-витязь, походный кушак повязав,
Собрался с бойцами к владыке держав.
Несутся, достигли Ирана уже,
И стяг развевается на рубеже.
Примчались навстречу желанным гостям,
Гив с Тусом, Гудерз, и Горгин, и Бехрам,
И каждый, кто носит кольчугу и щит,
11190 Увидеться с витязем славным спешит.
Приблизился Заль, Сама доблестный сын,
И спешились главы иранских дружин,
От сердца Дестану хвалу вознесли,
И с ним устремились к владыке земли.
Тус молвил Дестану: «О славный герой!
В путь долгий пустился ты ранней порой.
На помощь народу Ирана пришел,
Покою и неге труды предпочел.
Тебе, мы навеки сердца отдаем,
11200 Ведь свет нашей славы — в сияньи твоем».
Промолвил Дестан именитым в ответ:
«Тому, кто не согнут под бременем лет,
Пристало словам престарелых внимать,
Наградой — небесная им благодать.
Царя нам лишать наставленья не след,
Потребен владыке разумный совет.
А если разумный совет оттолкнет —
Раскаянья горечь он после пожнет».
Бойцы отвечают: «Внимать мы хотим
11210 Одним лишь разумным советам твоим».
Все вместе к цареву престолу пришли,
Склонив свои головы долу, пришли.
