Вождь стана туранского с поля борьбы
14460 Умчался, увидя немилость судьбы;
Коня повернул и в родной свой предел
Стремительней туч грозовых полетел.
Могучий на Рехше ретивом своем
Погнался за войнолюбивым вождем.
Промолвил он Рехшу: «Друг верный, скачи!
Меня неустанно, стремительно мчи!
Врага догоню, обесславлю его,
В кровавом бою обезглавлю его».
И мчится чубарый быстрее огня
[411] —
14470 Сказал бы ты, крылья взросли у коня.
Достав из ремней сыромятный аркан,
С размаха закинул его великан.
Но к шлему петля прикоснулась едва,
Успел увернуться туранцев глава,
И конь с седоком устрашенным своим
Понесся, стремителен, неудержим.
Успел Афрасьяб от аркана спастись:
Лицо все в поту и уста запеклись.
За ним и другие спешат седоки,
14480 Оружья лишась, онемев от тоски.
Летит Афрасьяб без оглядки, чуть жив;
В печали и страхе Джейхун переплыв,
Воитель ни с чем воротился назад —
Вкусил вместо меда губительный яд.
Две трети дружины утратил Туран,
Две трети к себе не вернулись во стан.
Кто пал, кто изранен, а кто уведен
Бойцами Ирана в постыдный полон.
Немало престолов, венцов, кушаков,
14490 Алмазов, шеломов, кольчуг и клинков,
Горячих коней в поводах золотых,
Мечей закаленных в ножнах золотых,
Немало богатой добычи другой
Оставила рать, проигравшая бой.
Все это иранская рать собрала,
Ликуя, что вновь торжество обрела.
Не стали мужи догонять беглецов
И грабить не стали они мертвецов.
Вернулись на место охоты своей,
14500 С собою добычу забрав и коней.
К Кавусу гонца отрядили с письмом:
И лов, и сраженье описаны в нем,
И то, что не пал ни один исполин,
Лишь сброшен с коня Зеваре был один.
Еще две недели с друзьями затем
В привольной степи веселился Ростем.
И после помчались они во дворец —
Увидеть сияющий царский венец...
В обители мира обычай такой:
14510 Один благоденствует, стонет другой.
Но минет и счастье, и горе пройдет —
К чему же разумному бремя забот!
О днях миновавших поведал певец,
Слова отзвучали — и песне конец.