У Зова наследник был, чистый юнец,
Гершаспом нарек его славный отец
[307].
Лишь время ему воцариться пришло,
Кеянским венцом он украсил чело.
Воссев на престол драгоценный резной,
Со славой и блеском он правил страной.
Тут слух до вождя Афрасьяба дошел,
9990 Что Зовом навеки покинут престол.
С ордою Джейхун переплыл он тогда,
И в Хар, что близ Рея, помчалась орда.
Но старый Пешенг одобрения слов
Вождю не прислал; был юн гневен, суров.
Постылы властителю трон и венец.
Скорбя о своем Агриресе, отец
К себе Афрасьяба давно не пускал,
И ржавчина ела сыновний кинжал.
Посланье он шлет за посланием вслед,
10000 Но слышит один неизменный ответ:
«Когда б выбирать было трону дано,
Не ты, Агрирес воцарился б давно!
Ты, брата родного убив, не дрожишь,
А в страхе пред птичьим питомцем бежишь!
Послал я тебя против вражеских сил,
Ты ж брату безвинному век сократил!
С тобою отцовскую связь я пресек,
Тебе не видаться со мною вовек».
Шло время, и дерево горя взросло,
10010 И плод ядовитый оно принесло.
Покинул сын Зова, Гершасп, белый свет,
Настала пора злоключений и бед.
Слух шумный по свету всему пролетел,
Что трон шахиншаха опять опустел.
Свирепый Пешенг, на вторженье решась,
Суровый прислал Афрасьябу приказ:
«Пора, за Джейхун отправляйся в поход!
Иранский престол да никто не займет».
От самых степей Сепиджаб до реки
[308]10020 Построились в ряд Афрасьяба стрелки.
Кружащимся сводом казалась земля.
Клинками индийскими гибель суля,
Выходит туранское войско в поход,
На битву кровавую мчится вперед.
И слух до Ирана тотчас же дошел,
Что враг посягает на древний престол.
С тех пор как престол был владыки лишен,
Никто уж не видел счастливых времен
[309].
Поднялся на улицах ропот людской,
10030 Гул встал над Ираном, забывшим покой.
Тревожные речи звучали везде;
В Забул устремились иранцы в беде
И Залю сурово сказали: «На что ж
Ты первым воителем нашим слывешь?
Как Сама сменил ты — прими наш укор! —
Покойного дня мы не знали с тех пор.
Наследник угасшего Зова везде
Мир сеял, и злобных держал он в узде.
Но нет уж владыки Гершаспа — увы! —
10040 Край шаха лишился, а войско — главы.
С Джейхуна такая нахлынула рать,
Что ясного солнца за ней не видать.
Коль средство ты знаешь, пусти его в ход.
Уж скоро вплотную к нам враг подойдет».
На это иранцам ответил Дестан:
«С тех пор как для битв опоясал я стан,
Второй не встречался седок боевой,
Что мог бы поднять мой булат, с булавой.
Где вскачь мне коня доводилось пускать,
10050 Наездники все обращалися вспять.
И ночи и дни проводил я в боях
И только пред старостью чувствовал страх.
Согнуться пришлось богатырской спине,
Кабульским клинком не разить уже мне.
Но — слава творцу! — от гиганта-ствола
Достойная ветвь молодая взрасла.
Безмерно горжусь я сегодня юнцом —
Что ж будет, как станет он зрелым бойцом!
Стройней кипариса поднялся Ростем,
10060 Ему подобает воителя шлем.
Искать ему должно коня для войны,
Арабские тут не годны скакуны
[310].
Скакун ему нужен, подобный слону.
Разыскивать всюду такого начну.
Но должно Ростема спросить мне сперва:
Что скажет он, эти услышав слова?
Согласен ли с внуком Задшема в бою
Испробовать юную силу свою?»
И люди Ирана, услышав о том,
10070 Душой оживают, светлеют лицом;
Пригодных к сраженью ведут скакунов,
Куют снаряженье для конских боев.
Заль молвил Ростему: «О мощный, как слон,
Кто между мужей выше всех вознесен!
Знай, долгий и тягостный труд пред тобой;
Похитит он радость, и сон, и покой.
Тебе не пора еще, сын, воевать.
Что делать? Не время теперь пировать.
Твои еще пахнут уста молоком,
10080 К веселью и неге ты сердцем влеком.
Но должен питомца послать я, увы,
Туда, где сражаются грозные львы.
Что станешь ты делать, что скажешь в ответ?
Храни тебя вечного разума свет!»
Ответил ему слонотелый Ростем:
«О витязь, чье мужество ведомо всем!
Забыл ты мои боевые дела,
Молва о которых повсюду прошла?
О белом слоне, о Сепенде-горе
10090 Ведь память жива еще в богатыре?
Коль дрогну пред сыном Пешенга в бою —
И честь я утрачу, и славу свою.
Не время позорно мне с поля бежать,
А время бесстрашно врагов поражать.
Тот истинный муж, кто повергнет и льва,
Кто рвется к сраженью, в ком доблесть жива.
Недаром же слава — не женщин удел;
Ведь нет, кроме сна и еды, у них дел».
Заль молвил на это: «О храбрый юнец,
10100 Опора мужей, исполинов венец!
О круче Сепенд и о белом слоне
Напомнив, ты сердце порадовал мне.
Но то ведь нетрудные были дела;
Смутить меня дума о них не могла.
А мысль о делах Афрасьяба порой
Сон гонит от глаз, похищает покой.
Как в битву пошлю тебя, сын мой Ростем,
С воинственным, лютым владыкою тем?
О подвигах песни б тебе распевать,
10110 Под руд сладкозвучный вино распивать,
Не мчаться в доспехах средь гула войны,
Пыль битвы вздымая до самой луны».
Ответ исполина был тверд и суров:
«Рожден не для чаши я, не для пиров.
С такими плечами, с такою рукой
Ужели в удел изберу я покой?
В дни битв и опасностей будут всегда
Со мною Йездан и победы звезда.
Увидишь могучую хватку мою,
10120 Лишь дай очутиться в кровавом бою!
Как туча, что дождь проливает с высот,
Клинок мой кровавые ливни прольет,
Слепящие молнии грозно меча.
Полягут слоны от такого меча!
Мир дрогнет, увидя мой грозный колчан,
Одетый в броню богатырский мой стан.
Коль крепость не рухнет от палицы сей,
Не рухнет от мощи великой моей, —
Таран с камнеметом уж ей не страшны,
10130 Строители ловкие ей не нужны.
Где в битве копье мое дерзким грозит,
Насквозь пропитается кровью гранит.
Конь добрый мне надобен — с гору, такой,
Чтоб он укрощен был моею рукой,
Чтоб мог он меня, исполина, поднять,
И мчаться б умел и на месте стоять.
И палицу, крепче скалы, я найду.
Туранскую только завижу орду —
Без войска, один, учиню ей разгром,
10140 И тучи кровавым прольются дождем».
Внимает воителю храброму Заль,
И радостью светлой сменилась печаль.
В ответ он промолвил, лицом просветлев:
«О негу и чашу отвергнувший лев!
Тебе булаву подарю я, что сам
Оставил в наследье мне доблестный Сам.
Слона сокрушил ты его булавой.
Да будешь бессмертен, о славный герой!»
И палицу Сама, с которой ходил
10150 На дивов тот витязь, исполненный сил,
Заль-Зер для Ростема велел принести,
Чтоб недругов ею сметал он с пути.
Как память Гершаспа осталась она,
И Саму от дедов досталась она.
Лишь посланный палицу эту принес,
Исполнен веселья, Ростем произнес,
Отца восхваляя, такие слова:
«Воитель, которого славит молва!
Коня бы теперь мне, пусть носит в бою
10160 И палицу эту, и силу мою!»
Дивился речам его доблестный князь,
Йездану за сына всечасно молясь.
