Пригнав табуны, что в Забуле паслись,
А также и те, что в Кабуле паслись,
За лошадью лошадь пускали пред ним —
И каждой тавро выкликали пред ним.
Как только покажут коня храбрецу,
Как только он спину нажмет жеребцу,
Осядет скакун, изогнувшись хребтом,
10170 В бессильи коснувшись земли животом.
Шли разных мастей табуны до тех пор,
Пока не пресытился витязя взор.
Но вот кобылица помчалась, быстра,
На вид, словно львица, а мастью сера.
Два уха, что два вороненых клинка,
В груди широка, в перехвате тонка.
А с ней жеребенок, и ростом он с мать,
И грудью, и крупом кобыле подстать.
Стальные копыта и бег огневой,
10180 Глаз черный, а сам — золотисто-гнедой.
По золоту пятна, и пятна ярки:
На поле шафрановом роз лепестки.
Так зорок, что, взглядом пронзив темноту,
Он бег муравья различит за версту.
Слон мощью, а ростом с верблюда скакун,
Отвагою — тигр он с горы Бисотун,
Когда разглядел кобылицу Ростем
С конем слонотелым невиданным тем,
Занес он аркан, захотев скакуна
10190 Рывком отделить от его табуна.
Окликнул Ростема табунщик седой:
«Эй, витязь, не тронь, жеребенок — не твой».
Ростем вопросил: «Кто ж хозяин? Тавра
Не вижу на нем, оба чисты бедра».
«Тавра не ищи ты, — ответил пастух, —
Идет о коне удивительный слух.
Горяч, словно пламя, игрив, как ручей,
Зовется он Рехшем, и конь тот ничей
[311].
Кто Рехша хозяин, не знаем о том;
10200 Ростемовым Рехшем его мы зовем.
Три года, как время ему под седло,
И многих к нему именитых влекло.
Но петлю аркана завидев едва,
Мать в битву кидается яростней льва.
Где спрятан к загадке таинственной ключ —
Не знаем. О витязь, ты горд и могуч,
Но все ж берегись, коль умом наделен:
На что тебе надобен этот дракон?
Кобыла в обиду не даст стригуна,
10210 И тигра и льва растерзает она».
Как только услышал Ростем и постиг
Все то, что поведал о Рехше старик,
Стремительным взмахом юнец-великан
На шею гнедого накинул аркан.
Свирепо на витязя ринулась мать,
Готова зубами его растерзать.
Но витязь по-львиному рев испустил,
И окриком грозным лишил ее сил.
Кулак он обрушил на голову ей.
10220 Упала и встала, и вихря быстрей,
От страха дрожа, без оглядки она
Умчалась и скрылась среди табуна.
Тут в землю ногой упершись посильней,
Аркан на коне затянув потесней,
Ростем из всей силы своей колдовской
Налег на гнедого могучей рукой.
Скакун и не дрогнул под бременем тем —
Как будто его не почуял совсем.
Подумал Ростем: «Вот сидеть мне на ком!
10230 За дело я взяться могу на таком».
Взвился, словно буря, отважен, удал,
И резво под ним огнецветный взыграл.
Спросил он табунщика: «Этот дракон
Во сколько, скажи мне, и кем оценен?»
Ответ был: «Бери, коль Ростем ты и есть;
На нем отстоишь ты отечества честь.
Ему все богатства Ирана — цена.
Правь Рехшем — воспрянет родная страна!»
«Добро от Йездана», — Ростем отвечал.
10240 В улыбке раскрылись уста, что коралл.
И вот огнецветный оседлан им конь,
И в сердце воинственный вспыхнул огонь.
Податливым, быстрым он сделал коня,
Выносливость в нем и отвагу ценя.
По силам был Рехшу и панцирь, и шлем,
И сам богатырь несравненный, Ростем.
Таким стал гнедой, что в ночи всякий раз
Жгли руту, чтоб злой не сгубил его глаз.
Казалось, то конь заколдованный был;
10250 В нем лани стремительной трепет и пыл;
Весь в пене, он степью несется, ретив,
Могуч, крутобедр и осанкой красив.
Заль-Зеру овеяли сердце весной
Скакун небывалый и всадник родной.
Он роздал дары, не грустя о казне,
Откинув заботу о завтрашнем дне.
