— А, ну тогда все просто замечательно, — развел я руками, но он не заметил сарказма в моем голосе.

Лицо его снова озарилось улыбкой.

— Посмотрел бы ты на Билли сегодня! Ты когда-нибудь видел железные дороги, которые делают немцы? Они прислали специально человека с фабрики установить и наладить игрушку. Там все есть: товарные вагоны, дизели, вагоны-рестораны и локомотивы, и эти составы ездят сами по всей комнате. Локомотивы — с твою ладонь, не больше, а каждую детальку можно разглядеть в подробностях — фантастика! Мы все держали в секрете до последнего, ничего ему не говорили… Надо было только видеть его лицо!

— Он хочет быть со своей мамой, Стив. Ему это необходимо! Слуги, сшитая на заказ одежда, необыкновенные игрушки…. Да ему наплевать на все это.

Стив нахмурил брови.

— Я делаю все это только ради мальчика, — заявил он. — Ты же знаешь.

— Что именно ты делаешь ради него?

Шемпион допил свое виски.

— Он хочет быть со своей мамой! — повторил он с отвращением мои слова. — Черт возьми, на чьей ты стороне?

— Билли, — коротко ответил я.

Он поднялся на ноги лишь чуть-чуть пошатнувшись, но протянутая в мою сторону рука дрожала.

— Держи свое вшивое мнение при себе. — Желая, наверное, смягчить резкость слов и тона, Шемпион улыбнулся. Но эта гримаса мало была похожа на улыбку. — Ради Бога, Чарли! Она и так меня донимает. Сегодня получил еще одно, очередное, письмо от ее адвокатов… Они обвиняют меня в том, что похитил Билли.

— А разве это не так?

— Да, черт возьми, так! И у нее есть два пути заполучить Билли обратно: силой или с помощью адвокатов. Ну что ж, она узнает еще, что я могу позволить себе нанять больше и лучших адвокатов, чем она, а что касается силы… Пусть попробует пробиться сюда сквозь мою «армию». — Улыбка его стала шире.

— И все-таки, Стив, он хочет быть с матерью. Как же ты не понимаешь? Как ты можешь быть так слеп?!

— Делай, что тебе говорят, и не суй свой нос куда не следует.

— Так значит, фирменные рубцы, ага, — сказал я. — Мне нравится, как она их делает. Она кладет туда телячьи внутренности и бычьи ножки — вот это-то как раз и делает соус таким наваристым.

— Ты хочешь, чтобы меня вывернуло, — возмутился Шемпион. — Уж лучше я съем омлет с грибами. — Он обошел вокруг софы и снова открыл папку с документами. Перетасовал ксерокопии, сделанные Гусом с изрядной долей риска. Эта повторная «инспекция» утвердила его мнение. Он швырнул бумаги обратно в папку с галльским презрительным «Пу-у-ф» и вылил остатки виски в стакан.

К своему собственному удивлению, я обнаружил, что подобное пренебрежение и фырканье Шемпиона изрядно меня раздосадовало. Каково бы ни было его отношение к моим собственным опасениям и той побуждающей силе, что двигала Гусом, мы все же заслужили за все наши труды и старания большего, нежели это его презрение и цинизм.

— Да, — я вслух посоветовался со своим внутренним голосом. — В омлеты она добавляет ту самую, замечательную острую приправу. Пожалуй, я тоже начну с омлета.

В четверг у меня день был свободен. Я провел его в Ницце. В то утро я не торопясь прошелся по рынку, вдыхая аромат фруктов, овощей и цветов, съел ранний персик и прикрепил в петлицу синий василек. А совсем рядом с рынком находилась квартира Сержа Френкеля. Увидев меня, он не удивился.

— Сейчас мы будем пить кофе, — поприветствовал он меня так, как будто знал заранее о моем приходе и ждал. Он провел меня в свой кабинет. Там царил обычный беспорядок. Ценные марки были рассыпаны по всему столу, среди стопок старых конвертов, которые я, как настоящий коллекционер, научился с шиком называть «обложками». Каталоги, страницы которых были переложены разноцветными бумажными полосками, громоздились в кресле, а другие, видимо, те, с которыми он сейчас работал, были навалены один на другом в раскрытом виде на столе рядом с записными книжками.

— Я вам помешал.

— Вовсе нет, мой мальчик. Мне полезно передохнуть от работы.

Я оглядел всю комнату тщательно и систематично. Я старался делать это как можно деликатнее, но, вне всякого сомнения, Серж Френкель все понял. Он ждал, пока я заговорю. И я, чтобы замять неловкость, спросил:

— Вы не боитесь грабителей, Серж? Ведь все это, должно быть, стоит целого состояния? — Я обвел комнату рукой.

Приподняв огромную лупу на столе, он вытащил из-под нее несколько смятых марок, с которыми работал до моего прихода. Бережно, с помощью пинцета поместил их в пакетик из прозрачной бумаги и придавил грузом.

— Здесь находится только малая доля того, что я имею. У дилеров, подобных мне, «товар» должен постоянно обращаться среди предполагаемых покупателей. — Он воткнул вилку электрокофейника в розетку на стене. — Сегодня я угощу тебя кофе со сливками. В качестве компенсации за прошлый раз.

— А Стив Шемпион все еще покупает у вас? — Я попытался сразу же направить разговор в нужное мне русло.

Френкель не успел ответить на мой вопрос — зазвонил телефон. Он поднял трубку.

— Серж Френкель, — услышал я, и, прежде чем человек на другом конце провода начал излагать свое дело, Френкель сказал: — У меня сейчас посетитель, деловой разговор, я занят. — Наблюдая за кофейником, он пробормотал несколько лаконичных, уклончивых замечаний и попрощался. К тому времени когда он повесил трубку, кофейник уже закипал, пуская пузырьки. — У дилера, занимающегося марками, — миллион проблем, — медленно проговорил он. — Только одна или две касаются непосредственно филателии, а девяносто девять процентов — чистой воды психология и человеческая натура.

— Даже так?

— Вот, к примеру, эта женщина, — изящным движением пальцев он указал на телефон. — У нее в прошлом месяце умер муж… честный, порядочный человек, работал в типографии… Ну так не могу же я в такое время спрашивать, не хочет ли она продать коллекцию марок своего мужа. — Я понимающе кивнул. — И вот теперь, — продолжил Френкель, — она звонит и рассказывает, что к ним заглянул парижский дилер, узнал, к глубокому своему огорчению, что ее муж умер, предложил ей свою помощь и советы, как лучше поступить с марками, а кончилось дело тем, что он купил все восемнадцать альбомов за пять тысяч франков. — Серж привычным движением пробежал пальцами по волосам. — Всего лишь четверть того, что заплатил бы ей я. Она думает, что ей страшно повезло, потому что ее муж никогда не признавался, сколько он каждый месяц тратит на марки… чувство вины, видишь ли.

— И часто у вас так бывает?

— Обычно наоборот: супруг, имеющий любовницу и оплачивающий квартиру на улице Виктора Гюго. Такие мужчины говорят своим женам, что они покупают марки, тратят на них все свои деньги. И когда подобный типус умирает, передо мной встает неблагодарная задача как можно деликатнее объяснить вдове, что та коллекция марок, продажа которой, как она думала, даст ей возможность заплатить по закладной, совершить кругосветное путешествие и оплатить учебу сыновей в колледжах, — всего лишь набор «наклеек», которые я вовсе не горю желанием купить.

— Значит, такие «коллекционные жемчужины» вам предлагают?

— Да уж. И дилеры из Парижа не появляются случайно, когда в подобной семье случается несчастье и кто-то умирает. А самое худшее — вдовы очень часто подозревают, что я просмотрел альбомы и украл все наиболее ценные марки.

— Тяжела же ты, жизнь бизнесмена-филателиста! — посочувствовал я.

— О, и это еще не все. Я, можно сказать, Кассиус Клей в своем роде, — продолжил рассказ о своей жизни Серж Френкель. — Уверенно стучу кулаком по столу и заявляю, что смело берусь решить все проблемы, с которыми ко мне приходит посетитель. Вы открываете дверь моего кабинета, проходите через эту дверь мне навстречу и… откуда мне знать… вы можете оказаться замечательнейшим специалистом по маркам времен Второй империи или — что еще хуже — по телеграфным маркам или налоговым. Но каждый жаждет, чтобы оценка была произведена немедленно, а заплачено сразу же и наличными. Мне приходится покупать у подобных экспертов, продавать им, да еще умудряться получать прибыль. Это нелегко, скажу я тебе.