Скурлети хмыкнул, и я понял, что совершил ошибку.

— Вот тут, господин Маас, вы ошибаетесь, — сказал он. — Турки не станут предлагать более высокую цену. Зачем им это? Нефть в Ираке. Проблемы тоже в Ираке. Турки получат от иракцев всю нужную им информацию даром. Если бы вы упомянули Комитет, я бы сказал «может быть». Курдские сепаратисты могут быть покупателями, если у них есть деньги или они убедят своих русских друзей им одолжить. Но я полагаю, у вас хватит здравого смысла, чтобы в вашем шатком положении не вступать с ними в переговоры. Вам нельзя действовать открыто; следовательно, вы уязвимы. Они пообещают заплатить, но в результате вы получите не деньги, а удар ножом в живот. У нас же все цивилизованно, мы люди порядочные.

— Бригадный генерал Фариси, представитель иракского правительства, тоже человек порядочный.

При упоминании этого имени улыбка исчезла с лица Скурлети.

— Понятно. Вы хорошо информированы. Но он пока не приехал.

— Приедет.

— Вы с ним еще не связывались?

— Пока нет.

Скурлети снова ущипнул бровь.

— Я не вижу причин, которые мешали бы нам продолжить переговоры, господин Маас, — сказал он наконец.

— Я тоже. Если, конечно, вы готовы предложить мне что-то конкретное.

— Вы сказали, в районе двухсот тысяч, мистер Маас. Что значит «в районе»? Эта сумма может быть уменьшена в ходе переговоров?

И тут вдруг у меня возникла уверенность. Я покачал головой:

— Нет, я имел в виду именно эту конкретную сумму. Если вы собираетесь платить во французских франках, то цена будет такая. Если вы предпочитаете твердую валюту — скажем, американские доллары или швейцарские франки, — я готов принять эквивалент ста семидесяти пяти тысяч франков. Деньги должны быть выплачены наличными, и сделка завершена до завтрашнего вечера.

Скурлети вздохнул и воздел руки к небу.

— У меня нет полномочий принимать такие решения. И такое количество долларов или швейцарских франков невозможно раздобыть до завтра. Придется улаживать множество формальностей. Я должен посоветоваться с доверителями.

— Вы можете посоветоваться с ними сегодня?

— Да.

— Вы доберетесь до Антиба примерно в десять сорок пять. Если я позвоню вам в одиннадцать тридцать, вы уже будете знать ответ?

— Надеюсь.

Он завел мотор и включил фары.

— Одну минуту. — Я открыл дверцу. — Моя машина осталась рядом с кафе. Я дойду пешком, здесь недалеко.

Он промолчал, и я выбрался наружу.

Проводив его взглядом, я повернулся и двинулся в обратную сторону.

Люсия ждала меня в темном внутреннем дворике — видимо, вышла на шум подъехавшей машины.

— Пьер?

— Да.

— Ну как?

— Нормально.

Внезапно она подняла руки, и мы на мгновение обнялись. Затем вошли в дом. Люсия не спрашивала ни о деньгах, ни о чем-либо еще. Вместо этого она налила мне бренди и стояла, глядя на меня.

Я сделал большой глоток, потом избавился от шляпы, плаща, револьвера и конверта. Затем подошел к огню. Наверное, она сходила с ума от нетерпения, но, видимо, у меня в голове что-то заклинило, и я никак не мог придумать, с чего начать.

Наконец я сказал:

— Мы узнаем через час.

— Купят они или нет?

— Сколько они заплатят. Двести тысяч французских франков или эквивалент ста семидесяти пяти тысяч в американских долларах или швейцарских франках. Или так, или так. Доставят к завтрашнему вечеру.

Она пристально посмотрела на меня, а потом вдруг резко села. Я снова наполнил свой бокал и налил ей тоже. Затем начал рассказывать, как все прошло.

— Должно быть, они… — Люсия не закончила предложения.

Я сделал это за нее:

— Должно быть, они очень заинтересованы в документах. Даже для нефтяного консорциума это большие деньги. Есть еще одна деталь. Скурлети настаивал, чтобы не было других копий или фотографий. Я заверил его, что ничего такого нет.

— Он тебе поверил?

— Полагаю, да. Поскольку насчет фотографий я говорил правду, думаю, это прозвучало убедительно. Даже если у него нет полной уверенности, проверить он никак не сможет.

Тут я ошибался.

Телефонный номер мотеля «Кот д'Азур» нашелся в телефонном справочнике. Я позвонил ровно в одиннадцать тридцать. Ночной консьерж сказал, что месье Костас сейчас разговаривает по телефону. Я подождал пять минут и позвонил снова. На сей раз меня с ним соединили.

— Месье Костас?

— Я слушаю. — Он узнал мой голос. — Решено выплатить деньги во французских франках. По-другому не получится.

— То есть двести тысяч.

— Да. Каковы ваши пожелания относительно завтрашней встречи?

— Я дам вам знать завтра. Вас устроит, если я позвоню вам в шесть часов?

— Вечера?

— Да.

— Удобно. Есть еще один важный вопрос.

Он замолчал.

— Ну?

— Мне поручено вам передать, что представители Комитета сегодня вечером вылетели из Женевы. Они направляются в Ниццу.

— Я понял. Спасибо.

— Это всего лишь жест доброй воли. Мои доверители заинтересованы в том, чтобы мы — вы и я — предприняли все необходимые меры предосторожности. Могу я предложить вам один совет?

— Я слушаю.

— Условия нашей прошлой встречи были просты, и они хорошо сработали. Они сработают снова. Вы можете их изменить, если хотите, но не думайте, что вам надо опасаться подвоха с моей стороны. Мы серьезные люди, а не бандиты. Вы понимаете?

— Конечно. Благодарю вас. Я позвоню завтра в шесть.

Мы говорили по-английски, и Люсия почти ничего не понимала. И все равно она прижималась головой к трубке, пытаясь вникнуть в смысл.

— Так что? Заплатят? — спросила она, задыхаясь, когда я повесил трубку.

— Да. Двести тысяч.

Она обхватила меня руками за шею и поцеловала.

Я поцеловал ее в ответ.

Потом она спросила:

— Что еще он говорил?

— Насчет нашей завтрашней встречи. Я должен позвонить ему завтра в шесть.

Больше она ни о чем не спрашивала. Мы вдруг потеряли интерес к Скурлети и даже, как мне кажется, к двумстам тысячам франков. У наших тел появилась более насущная потребность.

Через час или около того, в большой двуспальной кровати, я почувствовал, что Люсия уходит от меня. Открыв глаза, я увидел, что она одевается.

Я хотел встать, но она меня остановила:

— Не надо, ты не одет, замерзнешь. Не волнуйся за меня. Я позвоню сразу, как только уйдет домработница.

Несмотря на ее протесты, я накинул на плечи одеяло и спустился вниз. Мне очень не хотелось отпускать ее в Канны одну, но тут я ничего не мог поделать.

Ее, похоже, это растрогало. Она прижала ладони к моим щекам и улыбнулась:

— Ты уже достаточно доказал за эту ночь, милый.

За завтраком я слушал новости по «Радио Монако». По словам диктора, вчера меня видели в Сен-Рафаэле за рулем «симки этуаль» в компании молодой женщины, соответствующей описанию Люсии Бернарди.

После завтрака я стал обдумывать детали встречи, которая должна была состояться сегодня.

Скурлети убеждал меня, что ему можно доверять. Я тоже так думал, но только в известных пределах. Меня не привлекала перспектива идти пешком к оставленному у «Реле» «ситроену» с двумястами тысячами франков в кармане. С другой стороны, если я останусь в машине и предложу пройтись ему, он наверняка запомнит номер. Даже если принять во внимание, что к тому моменту все наши дела будут закончены и Скурлети утратит интерес ко мне и Люсии, мне не хотелось, чтобы он знал о нас больше, чем нужно. Мало ли что.

И тут меня осенило. Он сказал, что наши прежние договоренности «были просты и сработали хорошо». Можно сделать их еще проще и в то же время обеспечить мне дополнительную страховку. Можно закрыть на время номера «ситроена», когда машина будет не на дороге.

Я взял ключи, которые оставила мне Люсия, спустился в гараж и отпер замок. Внутри валялся всякий хлам: сломанный зонтик, старая автомобильная камера, банки с высохшей краской. Я искал какую-нибудь смазку, желательно темную и липкую. Ее можно была размазать по номеру, а потом довольно легко стереть.