Сай снова вытащил изо рта сигарету.
— Честно говоря, шеф, пока никому.
На том конце провода стояла мертвая тишина. Сай продолжил мрачно:
— До того как перейти сюда, я был газетчиком.
— Да, и очень способным, — милостиво согласился голос. Теперь в нем появился оттенок удовольствия. Мистер Каст явно наслаждался ситуацией.
Затылок Сая налился кровью.
— Допустим, — не сдавался Сай. — Но вы сразу же сказали мне, что я должен поменять свое мышление. Я хорошо помню ваши слова: «Не старайся делать за газеты их работу». Это первое. Дальше вы разъяснили: «Мы журнал. Мы не охотимся за новостями — этим занимаются газеты и телевидение. Они добывают новости. Мы интерпретируем новости и делаем их историей». И что теперь? Правила изменились?
— Правила остались прежними, Сай. — Голос стал липким от удовольствия. — Мы просто пытаемся внести в нашу работу чуточку воображения. Я по крайней мере пытаюсь; хочу верить, что смогу воодушевить и тебя. Подумай. Газетам не удалось найти ни единой зацепки. А почему? Да потому, что они кормятся объедками со стола французской полиции. А полиция нарочно тянет резину. Нам пора вмешаться в это дело.
Сай ответил так резко, как только осмелился:
— Каким образом?
— Вы лучше знаете своих людей. Где сейчас Парри?
— В Бонне, освещает переговоры. Вы сами велели мне отправить его.
— Да-да, припоминаю. — Мистер Каст постарался сделать вид, будто запамятовал.
— Шеф, я хочу сказать, что мы напрасно потеряем время, если даже новостные агентства с их огромными возможностями отступились от этого дела. Что касается полицейских, их отношение не имеет значения. Если у них ничего не получилось, то нам уж точно тут ничего не светит. А если они знают, где она, и молчат, то в этом случае мы тем более ничего не узнаем.
— Даже если я скажу вам, где искать?
Я так и представил дурацкую ухмылку на его физиономии.
Сай растерялся, но быстро пришел в себя.
— Эти сведения поступили из ЦРУ, шеф, или вы не можете сказать?
— Вы угадали, не могу. Тем более по телефону. Всю информацию вы получите завтра с почтой. Так кому вы планируете поручить дело? Что сейчас делает этот ваш немецкий псих?
Сай переложил трубку из правой руки в левую.
— Не понимаю, о ком вы, шеф, — сказал он после секундной паузы.
— Да ладно! Ну, тот, который готовил репортаж о ночном клубе для педиков. Пит как его там…
Сай посмотрел на меня с тоской в глазах.
— Если вы имеете в виду Пита Мааса, можете спросить его сами. Он слушает по параллельному аппарату.
— И я голландец, а не немец, — сказал я.
— Прошу прощения. Пусть будет голландец. — Слово «псих» он так назад и не взял. — Ну, хорошо…
— И я должен сразу вам сказать, мистер Каст, что не собираюсь разыгрывать из себя детектива.
— Согласен, — поддакнул Сай. — Нам сейчас гораздо важнее…
— Да ему и не нужно ничего разыгрывать! — проблеял мистер Каст. — Он ведь работает на нас? Чем он сейчас занимается?
— Автомобильной промышленностью Общего рынка, шеф, — быстро ответил Сай. — Последние статистические данные и события, а также перспективы роста на ближайшие три года.
На самом деле я работал над статьей о молодых французских художниках, картины которых покупают американские картинные галереи, но Сай пытался блефовать. Мистеру Касту не нравился Общий рынок, и «Уорлд репортер» всячески нападал на эту организацию. Естественно, главным поставщиком боеприпасов для кампании было парижское бюро, и ранее Сай не раз успешно ссылался на нее, чтобы избавиться от поручений нью-йоркской редакции.
Теперь этот номер не сработал, хотя мистер Каст немного поколебался:
— Кто заказал ему этот материал?
— Дэн Клири.
— Ладно, я с ним поговорю. Можешь пока о нем забыть. Дело Арбиля важнее.
Сай предпринял еще одну попытку:
— Шеф, если информация такая важная, я могу вызвать из Рима Боба Парсонса или сам заняться этим делом. Пит Маас вообще-то исследователь и…
— Исследователь нам сейчас и нужен, Сай. — Теперь Каст говорил как о решенном деле. — Пит, убери с глаз свои длинные патлы, оторви задницу от стула и найди девушку в бикини. Сай, проследи, чтобы он не копался. Хорошо?
Сай что-то пробормотал и положил трубку. Выключил магнитофон и посмотрел на меня.
Шеф парижского бюро был седеющим мужчиной лет сорока пяти, с длинным тощим лицом и тусклым взглядом. От него пахло лосьоном после бритья. Я не любил его, а он — меня. Я никогда не был газетным репортером и не соответствовал его представлениям о профессионализме. Образование я получил в Англии во время войны, и хотя за время работы в бюро нахватался американских словечек, по-английски говорю с британским акцентом. Ну и разумеется, он знал мою биографию. Сай старался делать вид, будто для него это не имеет значения, но все равно оставалась некая неловкость.
Помедлив немного, он пожал плечами:
— Извини, Пит, я сделал все, что мог. Отговаривать его бессмысленно.
Тут он был прав.
Раньше Сай был помощником Хэнка Уэстона, бывшего шефа бюро, взявшего меня на должность стажера. Со стороны Хэнка это была чистая благотворительность. Я сидел без работы и без денег и согласился бы пойти рассыльным, если бы он мне такое предложил. Стажером я пробыл недолго. Если вы в принципе умеете писать, то вам несложно научиться писать для «Уорлд репортер». Через месяц или два Хэнк взял меня в штат и подписал со мной годичный контракт.
Неприятности начались вскоре после того, как он перешел в Информационное агентство США и моим начальником стал Сай.
Время от времени «Уорлд репортер» назначает себя совестью мира и берется обличать современные нравы. Враг всегда объявляется «духовной слабостью нашего времени», а чтобы стереть его в порошок, «Уорлд репортер» подробно, предвзято и сладострастно рассматривает какое-нибудь социальное явление, которое считается симптомом болезни. Конечно, подростковая преступность всегда дает богатый материал для подобного рода статей, но в конце концов это приедается. Решив, что безнравственность взрослых, особенно европейцев, внесет немного больше разнообразия, Сай послал меня в Гамбург проинспектировать тамошние ночные клубы.
Я обнаружил море заурядной, удручающей безнравственности, но, к несчастью, там нашлось и нечто необычное.
Это было заведение, где выступали трансвеститы. Шоу смотрелось бы довольно банально, если бы не потрясающий солист.
Обычно мужчины, переодетые в женское платье, выглядят чудовищно: фальшивые груди сидят слишком высоко, икры выпирают не там, где надо, а сквозь густой слой грима просвечивает щетина. Но тот мужчина выглядел настоящей женщиной: очень привлекательной, артистичной и талантливой. Изрядно набравшийся и явно гетеросексуальный морской офицер, забредший сюда по ошибке, крайне возбудился и, когда официант, исчерпав все средства, честно объявил ему, что примадонна — мужчина, заорал в ответ:
— Да мне плевать, какого оно пола! Я хочу с ним переспать!
Я сделал глупость, рассказав в редакции, что парень мне понравился. Я думал, коллеги в офисе повеселятся, а они, в свою очередь, не стали вырезать этот эпизод, а отправили статью в таком виде в Нью-Йорк. Там ее случайно увидел мистер Каст, но у него она не вызвала особого веселья.
Он решил навести обо мне справки.
Вероятно, он ожидал, что я окажусь гомосексуалистом. Он их ненавидит. А вместо этого выяснилось, что я был главным редактором и совладельцем «Этоса» — экспериментального журнала, публикующего обзор международных новостей. И что после банкротства провел несколько месяцев в парижской клинике для душевнобольных, так как пытался покончить с собой. Детективам из парижского частного агентства даже удалось вытянуть из клиники сведения о том, что меня лечили электрошоком.
Оказалось, что банкротство и психические заболевания бесят мистера Каста ничуть не меньше, чем гомосексуализм. Со мной было покончено. Если бы Хэнк Уэстон не уволился, с ним бы, наверное, тоже было покончено, поскольку он взял на работу человека с такой биографией.
