Самборский кивнул инженеру и несколько минут молча наблюдал за его работой. Инженер то и дело переводил ручку на распределительной доске и говорил по телефону. Он то приказывал усилить сверление, то прекратить его, подавал пиротехникам команду заложить фугасы, командовал: «Взрыв!» Тогда мы слышали какое-то шуршание. Так доносился шум взрыва через звукофильтры шлема. Литостат медленно подвигался вперед.

— Какая его скорость? — спросил Тарас.

— Он мог бы пройти до десяти километров в сутки в твердом грунте, — ответил Самборский, — но сложность туннельных работ, недостаток электроэнергии и необходимость проводить работу широким фронтом ограничивают его скорость приблизительно двумя километрами в сутки. Это один из самых больших литостатов. Несколько сот меньших работают на строительстве самого туннеля. Там легче работать, так как размер туннеля не такой большой, как здесь. Но и там из-за недостачи электроэнергии невозможно целиком использовать эти аппараты. Потому мы и спешим с сооружением электростанции. Вообще успех строительства зависит от того, как быстро мы сумеем дать ему нужное количество электрической энергии. Здесь наши литостаты уже заканчивают работу. Дней через десять мы начнем установку и монтаж пятидесяти турбин по двести тысяч киловатт каждая, а через месяц сорвем перегородку, которая отделяет Байкал от подземного русла. Тогда вода из озера хлынет сюда, под Байкальский хребет, и в августе мы обеспечим строительство нужным количеством энергии.

Слушая этот рассказ, я зажмурил глаза. Все услышанное и увиденное проносилось в сознании, как сон.

Мы вышли из мощной машины и снова очутились на твердом грунте подземелья. Самборский оставил с нами рабочего-монтера, копавшегося в телефонных проводах, а сам пошел посмотреть, как отгружают раздробленную породу.

Тарас долго разглядывал литостат снаружи, и его внимание снова привлекла небольшая белая надпись на стенке машины.

— Товарищ, — обратился он к монтеру, — может быть, вы знаете, что значит «С-16»?

Монтер наворачивал на провод изоляционную ленту. Он засмеялся и ответил:

— «С» — это первая буква фамилии конструктора машины, а цифра указывает номер конструкции.

— А кто же конструктор?

— Разве вы не знаете? Он ведь только что был здесь.

— Самборский?

— Да.

Мы с Тарасом переглянулись.

— Будем ценить его скромность, — сказал я мальчику.

— Вот посмеюсь над ним, когда будем в Иркутске! — захлопал в ладоши Тарас.

Когда инженер вернулся, мы ему ничего не сказали.

Подъехала электродрезина. Наконец шоферу удалось пробраться сюда.

Был уже первый час ночи. Только что приступила к работе новая смена рабочих. Наш проводник правильно заметил, что пора ехать спать.

Назад двигались еще быстрее, так как дрезина стала на рельсы и катилась вслед за длинным поездом с породой. Поезд мчался со скоростью, не меньшей чем семьдесят километров в час. Ветер овевал наши лица, черные тени вагончиков бежали впереди. Над нами нависал скалистый потолок. С грохотом и бряцанием проносились встречные поезда с пустыми вагонетками. В стенах туннеля появлялись и сразу же исчезали глубокие темные выемки, казавшиеся дорогами в таинственное подземное царство.

Тарас устал, его голова легла мне на плечо, и, когда дрезина остановилась возле подъемной клети, мальчик уже крепко спал.

— А знаете, Макаренко хочет забрать его от Аркадия Михайловича к себе на всю зиму, — сказал я Самборскому. — Старик жаловался. Не хочет отпускать. А мальчик, кажется, согласен.

— Да? — недовольно проговорил инженер. — Этого делать не следует. Вы поддержите Аркадия Михайловича и помогите ему уговорить Тараса остаться у него.

— Вы против того, чтобы Тарас… Почему?

— Я думаю, что скоро и Макаренко откажется от этой мысли. Ему будет не до Тараса.

— А что?

— У него будут большие неприятности.

— Что такое?

— Услышите. Он натворил глупостей, а может быть, и похуже. Но вы скоро сами узнаете. Я пока ничего не буду говорить.

Видимо, Самборский был недоволен, что сказал и это. Но с его характером держать что-либо в секрете было нелегко — он любил поговорить.

Мы едва разбудили Тараса. Но, очутившись наверху, он держался бодро и с большим аппетитом поужинал. Да еще и насмешил меня, так как за чаем начал приставать к Самборскому с вопросами:

— Почему вы ничего не придумаете?

— То есть?

— Ну, вот машину какую-нибудь.

— Какую машину?

— Такую, как, например… ну, литостат «С-16» или «С-20». Не помню, как там написано…

Инженер встрепенулся, хотел что-то ответить, но только подозрительно взглянул на меня и покачал головой. И все же не сказал, что конструктор литостата он.

Тарасу все это очень нравилось, и каждый раз, когда Самборский не смотрел на него, он лукаво мне подмигивал.

Когда мы шли спать, ко мне обратился дежурный по Дому шахтера:

— Товарищ, вас разыскивал наш палеонтолог. Просил, чтобы вы завтра утром никуда не уходили, он будет у вас.

— А он уже приехал? — спросил Самборский.

— Сейчас же после того, как вы спустились в шахту.

— Кто это? — спросил я.

— Ваш старый знакомый — Догадов. Знаете?

— Конечно. Только какой же он палеонтолог? — удивился я.

— Он начал работать с Макухой. Помните географа Макуху? Он заведует у нас картографическим управлением и, вероятно, имеет много свободного времени, потому что занимается чем угодно, в том числе и палеонтологией. Догадов же, как выяснилось, специалист в этой области. Страшный энтузиаст.

Мне было приятно услышать о старом знакомом, и я сказал, что завтра утром буду его ждать.

Минут через двадцать я уже спал и видел во сне диковинные машины, продирающиеся к центру Земли.

Он разбудил меня спозаранку, крепко обнял и много шумел. Он выглядел тем же Догадовым, что и прежде, только сменил краги на сапоги и носил очки. У него был миллион вопросов. Он должен был также рассказать мне десять тысяч историй, интересных для журналиста.

— Тише, — попросил я его. — Не разбудите Тараса и Самборского.

— Простите, простите! Но только, друг, я должен через два часа отправляться на восток, в Забайкалье. Там, в районе шахты девятьсот двадцать пять, на большой глубине найдены кости допотопных животных. Исключительная находка! Вы понимаете, все ученые мира умрут от зависти, когда узнают о ней!

— Я никогда не подозревал, что вы имеете склонность к такой сухой науке.

— Ну и сказали!..

— Тсс!.. Тише! Пойдем отсюда.

— Пойдем, пойдем, — сразу согласился он и тихонько, на цыпочках пошел к двери.

Наспех одевшись, я направился за ним. Мы вышли на улицу. Столовая оказалась совсем рядом. В этот час она была почти пуста. Мы заняли в одном из дальних углов столик и попросили завтрак.

Я засыпал Догадова вопросами. Зная, как он любопытен, я был уверен, что он осведомлен обо всем больше всех. И правда, палеонтолог сообщил мне такие новости, о которых я не слышал ни от кого из своих друзей и знакомых.

— Половина редакции работает на строительстве, — сообщил он. — Представляете, какие веселые встречи на каждом шагу?!

— Откуда вы сейчас?

— Из очередной командировки за останками диплодока и цератозавра. Теперь не меньше чем на месяц в Забайкалье. Туда, вероятно, приедет и кто-нибудь из московских специалистов. Одним словом, я охотник за допотопными животными. Ха-ха-ха! Но это очень интересно.

— Какие здесь сейчас основные новости?

— А вы разве не знаете? Гм!.. Строительство развернулось в колоссальных масштабах, но боюсь, что съедят душу строительства.

— То есть? Неприятности у Саклатвалы?

— Нет… Разве Саклатвала — душа строительства? Все дело ведет Макаренко. Это человек исключительных способностей. Но, как каждому гению, окружение ему яростно завидует. О нем распускают невероятнейшие сплетни… На днях состоится заседание Научного совета при начальнике строительства. Там инженеры дадут ему бой. Заседание уже должно было состояться, но Саклатвала отложил его. Академик как будто колеблется и не знает, кого поддержать.