Молодая женщина продолжала молча неподвижно сидеть, теребя салфетку худыми узловатыми пальцами. На лице у нее появилось выражение легкого презрения. Казалось, ее забавляла детская порывистость старика, и она нарочно старалась изводить его презрительным снисхождением.

- Я же вам уже говорила, что подумала, что вы специально подошли незаметно, - наконец сказала она. - я не люблю, когда заглядывают через плечо.

- Да что за чушь? Зачем бы мне к тебе подкрадываться? - обидчиво взорвался Павел Иванович. - Что ты за существо такое странное! Вот подружка твоя, Линка Левертова, так та вообще ничего не скрывает. Даже учебные материалы открыто с кафедры таскает. При мне недавно вытаскивала из вон той кучи английские журналы по социологии...

- Она мне не подруга, - тут же открестилась Кукина - и немного слишком поспешно, как показалось Коле.

- ...открыто таскала журналы по социологии, которые к нам в девяностые америкашки заслали в виде гуманитарной помощи. И, гляжу, в сумку себе запихивает. Ну я, конечно, оповестил немедленно Нину Владимировну, а она сказала: ладно, не страшно, пусть таскает, эти журналы у нас все равно никому не нужны. Сказала, что так-то пусть пока таскает, по крайней мере, хоть пыли от них меньше. Хотя возьмем, конечно, на карандаш, сказала. А потом, если вдруг что случись, мы этот компромат припомним и используем против нее. Ну вы подумайте! Зачем вдруг Линке старые журналы по социологии да еще на английском?

- Видимо, она их читает, - с большой долей вероятности предположила Кокова. Присущее ей вульгарное выражение брезгливости усилилось. Ее лицо исказилось почти до гримасы, показывая, как ей было отвратительно все, что могло быть связано с Ангелиной Левертовой.

- Давайте, пожалуйста, не отвлекаться, - призвал Коля, - вот тут, в блокноте у меня написано с ваших слов, что вы находились в вечер... хм, трагедии где-то рядом с Панфиловой. Расскажите, что тогда происходило... произошло... ну, с вашим, в какой-то мере, участием.

Женщина сидела, по-прежнему молча, и губы ее кривились то ли в улыбке, то ли в гримасе брезгливости. Наконец она произнесла резким и сухим тоном:

- Нет, вы не правы. Если что-то и было, то не с моим участием. Я была здесь примерно до восьми, а потом уехала, потому что у меня были свои дела.

- Все равно, расскажите, что помните, - повторил Коля.

Женщина пожала плечами, одновременно скривив губы, и Коля с внезапной неприязнью подумал, что это, скорее всего, ее любимая гримаса.

- После фуршета почти все сразу разъехались, - сказала Кукина, - остались всего несколько женщин: Нина Владимировна, Татьяна Алексеевна и, кажется, Овсеенко. И секретарша с Панфиловой. И может быть, еще кто-нибудь, но я не заметила. Я вернулась на кафедру, потому что хотела перед выходными привести в порядок свои бумаги. Остальные, как я понимаю, тоже - по своим каким-то делам. Тут вдруг вваливаются эти, эти... граждане... все уже пьяные, - Коля с удивлением увидел, сдержанная Кокова внезапно потеряла свою сдержанность, оживилась и нелепо, словно девочка-подросток, захихикала, но сразу же одернула сама себя и резко оборвала смех, - и с порога начинают приставать ко всем. Женщины их, конечно, выпроводили. Мы посмеялись, обсудили этот случай и собрались расходиться. Нина Владимировна ушла, а мы, кто остался, решили немного убраться на кафедре. Я и секретарша пошли мыть чашки. Ключи от комнаты мы взяли с собой. Когда мы вернулись, дверь была заперта. Мы решили, что все ушли, потому что у нас дверь на кафедру обычно захлопывает тот, кто выходит самым последним. Затем секретарша ушла в лаборантскую, там у них еще кое-кто остался, потому что у них был свой собственный праздник. А я стала упаковывать книги и журналы, которые когда-то принесла из дому, и давно хотела забрать. Как обычно, у нас был уговор, что я захлопну дверь, когда уйду. Что я и сделала. Собрала свои бумаги и ушла. Вот все, что я могу сказать о том вечере. По-моему, вам бы лучше расспросить нашу секретаршу. Мы после того, как это - ну вы понимаете... случилось - уже обсуждали между собой - она, похоже, задержалась дольше моего.

- Может быть, вы заметили в тот вечер что-то еще? Может быть, кто-то посторонний обратил на себя внимание?... - продолжал довольно безнадежно задавать вопросы Николай. Кукина с ее обтекаемой бытовой историей была словно монолитная стена, об которую разбивались любые гипотезы.

Кукина собралась что-то ответить, но в этот момент откуда-то рядом с ней донеслось задушенное жжужание мобильника. Кукина вскочила, подхватила сумку, сухо пискнула "извините", и вылетела в коридор.

Павел Иванович заговорщицки подмигнул ей вслед.

- Видал, какая? - сказал он Коле, - Пошла, говорит, секретарше помогать посуду мыть. Ты думаешь, она просто так, из добрых чувств? Ага, дождешься от нее! и с места не сдвинется что-то просто так сделать. Это значит, она ожидала, что секретарша ей тоже какую-то услугу в ответ окажет. Только потому и обхаживала. Скрытная бабочка. Она всегда так. Губы подожмет и сидит - сама невинность тебе. А в это время в уме какую-нибудь интригу прокручивает. И сейчас тоже, глянь-ка, в коридор выскочила - то есть, не хочет, значит, чтобы мы слышали, как она со своим хахалем трындеть будет.

- А с чего вы так уверены, что это хахаль звонит? - невольно брякнул Коля и покраснел. Павел Иванович очень располагал к сплетням.

- Хахаль-хахаль. Хахаль у ней есть. У нас тут все про всех знают, тем более про такое. Видели наши женщины, как он на машине за ней к крыльцу подъезжает. Ее в таких случаях аж распирает от гордости. Еще бы. Это же уметь надо - такой замухрышке мужика найти. Да замухрышка она, замухрышка - не спорь, - махнул он рукой на испуганного такой откровенностью Колю, который дернулся было что-то возразить, - И это при том, что она сама из пригорода, областная, а хахаль здешний. Жилье ей, говорят, где-то недалеко снимает, деньги ей дает. Кому-то она об этом вроде хвасталась. А может, и врет. Но все равно, не светит ей, думаю. Хахаль-то из-за нее семью бросать не собирается. Его все устраивает и так. Из-за кого бросать, из-за Кукиной-то? Да где ж это видано! И то - пусть радуется, что хоть любовник у нее есть, у такой-то староховидной! Нет, ни-ни, не получится у нее к себе перетащить. Хоть, по всему видать, хитрая, как змея... Как сюда пришла - мигом к ректорату подмазалась! И вид у нее, как у шахидки. Я б с такой побоялся бы в метро в один вагон войти. Да они все, женщины в метро, на какую не посмотришь - вылитая шахидка. Мужики более просматриваемые, у них, как правило, намерения на лице отражаются, а этих - их не поймешь, стоят вроде смирно, а в голове неизвестно что!

Павел Иванович хотел что-то добавить про шахидок, но резко оборвал себя, потому что Кукина как раз открывала дверь, чтобы вернуться на свое место. После разговора с неизвестным собеседником она выглядела еще более самодовольной, чем раньше. Коля заметил, что у нее есть некрасивая привычка надуваться и нелепо высоко задирать подбородок. Он снова с неприятным чувством подумал, что даже веселость не только не скрашивала отталкивающее впечатление этой странной женщины, но, скорее, усиливала его. Хотела она этого или нет, часть ее спрятанных чувств внезапно дала о себе знать в минуту веселого настроения в виде почти карикатурных жестов и движений.

- Ну? что? вы, кажется, хотели еще что-то спросить?... - бодро вернулась к разговору Кукина.

- А почему вы решили в праздничный вечер остаться на кафедре и разбирать бумаги? - вдруг спросил Коля почти спонтанно, сам не зная почему. Этот вопрос внезапно сбил женщину с толку.

- Почему? - обескуражено переспросила она, - ...ну потому что... что за странный вопрос! Потому что... потому что мне просто надо было разобрать накопившееся перед праздниками. Потому что я подумала, что потом мне трудно будет выкроить время во всей этой куче разобраться. Мне хотелось как можно лучше подготовиться к послепраздничному периоду, - заключила она с гораздо большей уверенностью. Ее голос стал демонстративно педантичен. На ее лице появилось привычное пренебрежительно-высокомерное выражение, призванное дать понять, что она презрительно недоумевает, зачем ей задали такой нелепый вопрос.