Выяснилось, что литературная работа для Батенина — своего рода любительское занятие. По профессии он был военный. До революции был полковником генерального штаба. После революции стал работать в Красной Армии. Работником он был вполне лояльным. Понять его психологию мне было нелегко. Как он откровенно объяснил мне, военная служба для него призвание, любимая работа, и ему не так важно, для кого ее выполнять, лишь бы хорошо выполнять. Не знаю, была ли это рисовка, но если и рисовка, то характерная. Я говорил ему, что считаю: убивать людей или способствовать убийству их — занятие несимпатичное само по себе и может быть оправдано только высокой целью завоевания свободы, защиты ее, защиты Отечества.

Батенин слушал меня внимательно и любезно, но равнодушно. Военное дело было для него и профессией, и призванием. Свои литературные произведения он откровенно признавал второстепенным занятием, а вот руководства по стрелковому делу писал с увлечением. Не помню точно, как называлась занимаемая им в ту пору должность — что-то вроде главного инспектора милиции по стрелковой части. Но это его не устраивало — он мечтал о строевой службе: «Дали бы мне полк где-нибудь на востоке, послали бы повоевать!» Военным делом он интересовался отнюдь не с какой-либо принципиальной точки зрения, а с узкопрофессиональной. Однажды он обронил такое замечание: «Если бы я был в Петрограде во время Февральской революции, не скажу, чтобы я совсем ее ликвидировал, но на несколько дней, во всяком случае, задержал бы».

А зачем ему нужна была бы эта задержка, раз революция все равно, как он сам потом понял, неизбежно совершилась бы? Ведь эта задержка означала бы только лишние и бесполезные человеческие жертвы. То была похвальба профессионала военного дела, гордящегося своим искусством и не думающего о жертвах.

Но контрреволюционером Батенин не был — во всяком случае, в тот период, когда я знал его. Он понял, что революция победила раз и навсегда, и честно служил народу, хотя и не руководствовался теми высокими побуждениями, которые свойственны революционерам.

В частной жизни он был человек добродушный, приветливый, гостеприимный. Под стать ему была его жена — уже тоже немолодая, высокая, худощавая, с внешностью породистой аристократки и такая же приветливая и простая в обращении. Как-то я пришел, когда Эразма Семеновича еще не было дома, и застал его жену за не очень подходящим для аристократической дамы занятием: она грызла семечки. В те годы это лакомство было в ходу, она и меня угостила им. В это время пришел Батенин. Стоя в дверях, он насмешливо улыбнулся и сказал: «Мужики!» Но тут не было ни презрения к крестьянам, ни осуждения нас — только добродушная ирония. Да он и сам тут же присоединился к этому занятию.

Батенин интересовал меня не только как писатель родственного мне жанра, но и как своеобразный человек, любопытный «обломок империи», сумевший все же найти свое место в жизни Советского Союза и, несмотря на отсутствие революционных убеждений, стать полезным нашему государству.

В конце тридцатых годов Батенин исчез.

Биографические сведения об Эразме Семеновиче Батенине (1883–1937) чрезвычайно обрывочны и скудны. Он родился в Вязьме, был произведен в офицеры из вольноопределяющихся, служил в лейб-гвардии Кавалергардском полку. После Февральской революции — помощник главкома военной охраны Петрограда. В 1918–1919 гг. работал в Главархиве (председатель и главный редактор военного научно-издательского отдела), вел научно-исследовательскую работу, лелеял планы советской экспансии в Туркестан, Афганистан и Индию, на почве чего виделся с Л. Троцким. Позднее военный специалист, научный работник, действительный член Общества естествознания, антропологии и этнографии. В 1930 г. был арестован в Москве по обвинению в шпионской деятельности, освобожден за недоказанностью. Был арестован 30 апреля 1935 г. по обвинению в участии в собраниях «рабочей оппозиции» одновременно с (внештатной?) работой в НКВД. На следствии вину не признал. В июле 1935 г. был приговорен к пяти годам лагерей, отбывал наказание в Соловках, 10 октября 1937 г. был приговорен к расстрелу Особой тройкой УНКВД ЛО, расстрелян 4 ноября 1937 г. в Сандармохе.

Роман «Бриллиант Кон-и-Гута», впитавший всевозможные легенды и предания о пещере-руднике Кан-и-Гут в современной Баткенской области Киргизии (юго-западная часть Ферганской долины), вышел в двадцатые годы двумя изданиями (М.-Л.: ЗИФ, 1926; 1928). Следует указать, что в связи с этой книгой Батенину приписывается роль одного из организаторов так называемой «Большой Кон-и-Гутской экспедиции» 1920 г., за которой стоял служивший в то время в Туркестане видный чекист Г. Бокий (1879–1937); неизвестно, имеются ли для этого какие-либо основания.

В 1929 г. Батенин выпустил также небольшую книжку «Авантюрные рассказы». Помимо этого, в 1926-28 гг. он выступал как редактор и автор справочников-путеводителей по Крыму и Кавказу, в 1929 г. написал очерк «Тибет» для книги В. Мак-Говерна «Переодетым в Лхассу», в 1933 г. — пособие «Сбережение ноги лошади» и т. д.

Текст романа «Бриллиант Кон-и-Гута» публикуется с исправлением очевидных опечаток и ряда устаревших особенностей орфографии и пунктуации. Мемуарный очерк А. Палея публикуется по кн.: Палей А. Встречи на длинном пути (М., 1990). Издательство приносит глубокую благодарность В. Окулову за предоставленные сканы данного очерка.