…Пещера вулканического происхождения… Работа воды и другие медленно действующие силы создали теперешний вид пещеры, которую местные обитатели приспособили под свои секретные надобности, руководствуясь, очевидно, директивой рокандских ханов, властителей этих мест…
Научное описание Кон-и-Гута воспринималось сознанием Эрны постольку, поскольку встречавшееся в нем имя Ораз-хана воскрешало в ней обстановку, одним из действующих лиц в которой была и она. Когда она дошла до описания того, что сделал для раскрытия тайны Кон-и-Гута Гарриман, она стала вчитываться в каждую строчку, пытаясь найти сведения и о Голоо. Фон Вегерт писал:
…Когда мы нашли аэроплан и я убедился, что он является единственным способом нашего спасения, передо мной стал во весь рост вопрос: как его использовать, раз в нашем распоряжении нет ни одного лица, умеющего им управлять. Первым задал этот вопрос Голоо. На наше счастье, Гарриман нашел в аэроплане брошюру с полным описанием устройства механизма, чертежами и инструкцией по управлению им.
Дорогой друг! Наука еще раз доказала, что для нее нет ничего невозможного! Я засел за изучение найденного материала. Аэроплан, который мы выкатили из его оригинального аэродрома — кон-и-гутской пещеры — и поставили у своей юрты, был изучен мной в подробностях. Не знаю, плохо или хорошо я, который никогда не видал вблизи летательной машины, управлял им в нашем полете через Голодную пустыню, но так или иначе, а все те, которые доверили мне свою жизнь, целы. Должен сознаться, однако, что от аэроплана остались одни щепки, ибо при спуске одной теорией никак не обойтись, а нужен опыт, которого у меня не было даже в минимальной дозе.
Мэк-Кормик, Гарриман и Боб здоровы, один наш Голоо свалился с ног. Можно подумать, что ему не хочется возвращаться в Лондон! Именно из-за него мы все невольно задержимся, и это мое письмо опередит нас, вероятно, на неделю…
Эрна вздохнула.
…Гарриман показал себя отменным молодцом. В конце концов, именно ему принадлежит честь открытия и, пожалуй, единоличного исследования кон-и-гутской пещеры. Он оказался прав в своем утверждении, что надпись рокандского камня представляет собой план ее. Руководствуясь им и легендой Авиценны, Гарриман исследовал единственный доступный ход — правый.
Когда он натолкнулся на каменное изваяние верблюда и каменные изображения неизвестных существ, — очевидно, «талисман» Авиценны, — он, убедясь в том, что можно смело двигаться по указанию надписи, и прошел этот ход, как мы с вами проходим нашу Академическую улицу. Вы будете несказанно удивлены, узнав, что в этом правом ходе найдено. Сделано открытие чрезвычайной важности: обнаружена библиотека! Несомненно, это библиотека Тамерлана. Найдены в огромном количестве книги, манускрипты и папирусы, которые он бережно собирал во всех своих походах и перед смертью, как известно, во избежание участи, которую уготовил злой рок Александрийской библиотеке, скрыл в каком-то потайном месте, до сего времени оставшемся неизвестным, несмотря на все догадки ученого мира Запада и Востока.
Вы согласитесь, что перед открытием Гарримана бледнеют наши заслуги перед наукой, и даже те сто тысяч фунтов, которые он должен нынче получить — сущая безделица в сравнении со стоимостью им найденного сокровища.
Итак, до скорого свидания! Надо надеяться, что Голоо вскоре поправится, — его несколько потрепало в экспедиции, так как на нем всегда лежали опасные и тяжелые работы, как на непревзойденном силаче и храбреце. Два раза он спасал нам жизнь. Во-первых, тогда, когда ему пришлось удерживать плечами многопудовую глыбу, которой чуть не задавило нас а пещере, во-вторых, в момент нашего отбытия из Кон-и-Гута, когда на аэроплан бросился охотничий гепард, приревновавший к нам Аль-Наи, — я еще не сообщил вам, что так зовут найденную дочь Мэк-Кормика, — которую мы увозили.
Когда мы улетели, под вечер, выбрав сравнительно тихий день, — последнее время там свирепствовал ураган, — нас провожал, злобно рыча, только один этот гепард, единственное живое существо, оставшееся на страже Кон-и-Гута, по имени Гарра. Последний из рокандцев, обитавших в Кон-и-Гуте, древний старец, — его звали мирза Низам, — умер утром этого памятного дня.
Поздравьте меня с тем, что мне удалось все-таки, с помощью Гарримана, довести до решения кон-и-гутский вопрос, Мэк-Кормика с тем, что он нашел своих детей, Боба — с окончанием экспедиции. С чем поздравить Голоо — не знаю. Он очень грустит…
Итак, через неделю она их всех могла бы увидеть. И — Голоо… Могла бы… Но она этого не хочет. Нет? Ни под каким видом! Лучше унести с собой в могилу хотя бы одно: надежду на то, что не для всех на земле была она только объектом жалости, поводом для страдания…
Ровно через неделю остатки кон-и-гутской экспедиции, — ее основное ядро, — прибыли в Лондон.
На следующий день по прибытии в залах Британского музея должно было состояться чествование в домашнем кругу ученых. Торжественное заседание, посвященное оглашению результатов экспедиции, предполагалось назначить впоследствии, после того, как фон Вегерт будет готов со своим докладом по вопросу.
На чествование прибыли все, включая Аль-Наи и Голоо.
Аль-Наи, одетая по-европейски, с открытым лицом, вызывала всеобщее восхищение своей экзотической внешностью и странностью своей судьбы.
Голоо уже отобрал дома все сведения об Эрне, об ее болезни и странной манере закрывать лицо. Горю его не было конца, когда он узнал, что она пропала без вести. От профессора Бонзельса через фон Вегерта ему стало известно, что мисс Энесли была осведомлена об их приезде.
— Значит, она скрылась умышленно! Ясно, что она не желает меня видеть… Можно было бы попытаться разыскать ее, но к чему это приведет?
Старый тренер Голоо, явившийся его навестить, укоризненно воскликнул, взглянув на него:
— Дружище, вы потеряли по меньшей мере сорок фунтов. Вы — не боксер теперь, а мешок с костями!
Голоо только махнул рукой.
На чествовании Голоо был торжественно спокоен, и только приметливый взгляд Гарримана уловил, что на душе его происходит что-то особенное. Он больше не улыбался, тот самый Голоо, с лица которого никогда, бывало, не сходила улыбка!
Мэк-Кормик же как бы воскрес для новой жизни. Завтра он поедет с детьми к мавзолею, где похоронена их мать, любимая им Рау-Ру… Сегодня он — официальный центр торжества. К нему тянутся руки с поздравлениями. Он относит их к фон Вегерту и своему сыну, говоря, что вместе с целью экспедиции достигнута цель его жизни, оправдан смысл его существования, — с него достаточно награды.
Гарриман, между тем, шепчет что-то на ухо фон Вегерту.
Последний удивленно прислушивается к тому, что тот ему говорит, и знаками подзывает к себе Бонзельса.
— Джонни заявляет, — говорит он ученому, — что он хотел бы купить рокандский камень. Не понимаю, зачем он ему понадобился, но…
— Купить рокандский камень? Это невозможно. Ведь вы знаете, дорогой Вегерт, что музей ничего не продает из своих коллекций.
— Я предложил бы любую цену, — сказал Гарриман.
— Любую цену?
— Да.
— Все равно, мой друг, это было бы совершенно в обход всех правил, совершенно! Я не могу вам продать камня, тем более, что я-то и есть как раз ответственный хранитель всех ценностей музея, как его директор.
— Между тем, мне очень важно получить камень в собственность.
— Почему? Зачем вам понадобился этот булыжник, представляющий отныне лишь весьма относительный исторический интерес?
— Если вы мне его не продадите, его все равно у вас возьмут, и вы его даже не найдете, конечно.
— Возьмут?
— Да, возьмут. Вернее, похитят.
— На этот раз, Гарриман, не мы — вам, а вы нам задаете загадки! Камня все-таки я вам не продам ни за что!
