— Значит, мы тут на положении почетных пленных?
— Да, причем стерегут нас всего-навсего старец и девочка. Отличное положение!
— Надеюсь, теперь, Мэк-Кормик, вы должны согласиться на наше предложение.
— Насчет пещеры?
— Да.
— Невозможно. Я же говорил вам: она полна зверей, — только мирза Низам да Аль-Наи могут позволить себе такой риск! О, если бы у нас осталось хотя одно ружье! Но я не заметил нигде даже намека на один патрон, не то что ружье. Все оружие они увезли с собой.
— Видите ли, Гарриману пришла в голову мысль… Гарриман предлагает опоить их пальмовым вином. Все нужные приготовления уже сделаны, все кувшины перенесены к пещере. Остается только налить вино в расщелины, из которых они пьют.
— Но станут ли они пить?
— Не забывайте, что Голоо регулярно вычерпывал всю воду, которую наливала им Аль-Наи. Гепарды уже с неделю не видели и капли воды. Они накинутся на всякую влагу!
— Хорошо, попытаемся, — произнес Мэк-Кормик, выходя из задумчивости, — но я войду туда первым.
— В таком случае, Мэк-Кормик, я прошу вас уступить мне на сегодня все ваши права. Я ведь один из всех нас могу явиться естественным вашим заместителем. И кто знает, может быть, скромному представителю науки удастся восторжествовать над стоящими перед нами препятствиями! Тем более, что…
— Тем более? — переспросил Мэк-Кормик.
— …Я спелеолог. Под землей я привык двигаться так же уверенно, как и над землей. Мне будет легче руководить делом, чем вам.
До рассвета оставалось тринадцать часов, — срок был достаточен. Если бы началась буря, подобная только что стихшей, в пещере она не была страшна. Не было человека, который мог бы помешать предприятию. Единственные обитатели Кон-и-Гута, кроме них — мирза Низам и Аль-Наи — находились у себя и, конечно, были заняты приготовлением ко сну.
Оставалось справиться с гепардами.
Голоо, который в последнее время все больше молчал, подошел к беседовавшим и сказал:
— Не думайте, друзья, что можно в предстоящем нам деле надеяться на мою силу. Мне не справиться и с самым маленьким из этих полосатых чертей! Я видел, как они грызут свои цепи, и от ударов их лап, кажется, содрогаются сами скалы!
Мэк-Кормик улыбнулся.
— Профессор говорит, что мы их опоим пальмовым вином. На этом плане основана наша единственная надежда. Впрочем, Голоо, сегодня вы все, — и вы, Гарриман, и вы, Боб, — должны повиноваться профессору так, как вы повиновались до сих пор мне. Приказывайте, господин профессор.
Через мгновение все были на ногах.
Фон Вегерт готовил свой электрический фонарь, рассчитанный на сто часов горения. Так как на пути в Кон-и-Гут фонарь работал в змеиной пещере не более пятнадцати часов в общей сложности, то запаса электрической энергии хватало с избытком. Кроме того, им были уже заготовлены с помощью Гарримана факелы на пальмовых палках, облитые бараньим жиром. Из пальмовых же волокон была давно уже сплетена тонкая бечева, а также канаты, очень легкие и гораздо более удобные для спуска, чем обыкновенные, благодаря своим неровностям и узлам. Бечева должна была понадобиться для отметки пройденного пути, в предвидении запутанных извилистых ходов пещеры, о чем так выразительно говорила легенда Авиценны.
Никакого снаряжения, кроме этого, у них не было.
Отправляясь в пещеру, они не брали с собой продовольственного запаса, — как это советовал тот же Авиценна, — небольшой кувшин с водой был их единственным грузом, не относящимся непосредственно к цели: страх перед жаждой, которую испытал по дороге в Кон-и-Гут Голоо, заставил последнего захватить его с собой.
Гарриман был весь в нетерпеливом ожидании, оправдается ли на деле его предположение.
Так же точно, как фон Вегерт, знал Гарриман легенду Авиценны и надпись рокандского камня.
Строка за строкой, словно живая, тянулась она перед его глазами, и четко вырисовывался в воображении таинственный верблюд первой половины второй строки, извилистое место в конце ее же и параллельные черточки у конца строк. Лестницы…
Мысли всех были заняты пещерой.
Что касается Голоо, то негр, как всегда, относился ко всему пассивно. Ему был, в конечном счете, безразличен успех всей этой затеи уже в самом начале пути экспедиции. Сердце его нестерпимо ныло при воспоминании об Эр-не, и бедняга, давно уже мысленно покончивший с вопросом о самом себе, жил сладкой тоской по неизведанному счастью.
Он сидел на вид спокойный, но душа его была полна мрачных предчувствий. Спуск под землю инстинктивно казался ему, родившемуся под знойным солнцем тропиков, чем-то в высшей степени опасным и нелепым. Он слышал краем уха все эти рассказы о кон-и-гутской пещере… Да что в них толку! Охота им забираться в этот мрак, где не увидишь без огня собственной руки у самого носа!
Что касается Боба, то он был чрезвычайно доволен, что его не берут с собой, хотя и заявил, что если все не вернутся под утро, — он явится к ним туда, в эту дыру, живой или мертвый.
Наконец, фон Вегерт, оглядев всех и поручив Бобу ни под каким видом не впускать мирзу Низама в юрту, посещения которого, впрочем, и нельзя было ожидать, осторожно вышел в сопровождении трех своих спутников наружу.
Облака бурно проносились по небу, то закрывая, то открывая лунный диск. В общем темнота благоприятствовала скрытному подходу к пещере, которая лежала в полуверсте от оазиса. По дороге попадались пустые жилые и хозяйственные постройки, покинутые рокандцами. В полном молчании двигалась группа, обходя парапеты из сложенных глыб камня, которыми были обнесены участки земли, предназначенные еще так недавно для пастбища скота и верблюдов.
Ни одного слова не проронил никто вплоть до того момента, пока Гарриман не подвел фон Вегерта к глиняным кувшинам с пальмовым вином.
— Здесь! — прошептал он.
— Хорошая порция! — пробормотал Голоо.
Поворот… Слышно глухое ворчание и звуки цепей…
Гепарды уже слышали шаги, может быть, запах чужих существ, к ним приближавшихся.
— Голоо, вам придется наливать… Действуйте быстро, пока звери не огляделись. Они в волнении, но услышав плеск жидкости, направят все внимание на него.
Голоо молча кивнул головой.
— Когда вы подойдете к расщелине, из которой они пьют, я зажгу фонарь. Это их отпугнет от вас. Факел зажигать нельзя, его свет слишком заметен. Кроме того…
— Что еще?
— Нет, я хочу сказать, что цвет вашего лица позволит вам с большим успехом, чем нам, выполнить задачу.
Голоо горько усмехнулся.
— Хорошо, что хотя на это пригодится моя чернота… — пробормотали его губы.
Несомненно, предприятие было опасным.
Пять цепей пяти гепардов, — Гарра спала на свободе, в шалаше мирзы Низама, — в натянутом положении свободно доходили до расщелины скалы, в которую Голоо должен был вылить содержимое кувшинов.
Хищники были полны беспокойства. Мучимые жаждой, напуганные неожиданным появлением людей, им незнакомых, они нервничали и бросались из стороны в сторону, перепрыгивая друг через друга. Иногда тишину ночи прорезывал их хрипящий глухой рев.
В тот момент, когда фон Вегерт зажег свой фонарь, бросив на них дрожащие, колеблющиеся лучи света, Гарриман протянул Голоо палку, к которой было прикреплено небольшое ведро.
Голоо понял без слов. Это был тот самодельный прибор, которым он сам ведь вычерпывал воду из расщелины после того, как ее туда наливала каждые три дня Аль-Наи.
Тенистое место препятствовало испарению, и это обстоятельство позволяло девочке не хлопотать о водопое каждый день. Пищу же с отъездом Рашида и Файзуллы давал зверям сам мирза Низам, бросая им туши убитого скота на несколько дней сряду.
Можно было не опасаться появления старика и девочки к утру, ибо они только недавно задали и корм и воду. Между камней виднелась гора из мясных туш и обглоданных костей, окруженная запекшейся кровью.
Голоо поблагодарил Гарримана немым взглядом.
И как это никому не пришла в голову такая простая вещь!
