Литмир - Электронная Библиотека
A
A

— Что с ним? Почему это происходит?

— Пигментная дегенерация сетчатки. Слышала о таком?

Мадлен нетерпеливо кивнула.

— И давно это началось?

Брут натянул поводок, они пошли в сторону поляны.

— Года два…

Мадлен не могла оправиться от потрясения. Бедный Невилл! Какая трагедия для художника! Отсюда и керамика, и придирки, и новая привычка командовать. Неудивительно, что он не в духе.

Взглянув на Элизабет, Мадлен внезапно почувствовала к ней большую жалость, чем к отцу. Невилл прожил славную жизнь, и на склоне лет его неизбежно должен был настичь какой-нибудь недуг. Никто не властен остановить старость. Мудрый человек воспримет слепоту как возможность заглянуть внутрь себя, особенно если он, как Невилл, все воспринимал глазами. Но подобного рода мудрость — явление редкое. Она встречала всего нескольких пациентов, пожилых мужчин и женщин, которые, узнав, что конец близок, начали посещать сеансы, чтобы расширить и углубить внутреннее самосознание. Ее отец не из таких. Он проживет остаток дней, каждую секунду негодуя на свое бессилие.

Мадлен обняла Элизабет за плечи.

— Мне так жаль… Теперь все становится на свои места.

— Он запрещает мне говорить об этом кому бы то ни было. Но ты же видишь, как нам непросто. Я не люблю притворства. Он стал очень… утомительным.

Мадлен посмотрела на нее. Утомительным? Раньше Элизабет никогда бы не позволила себе употребить подобное слово в отношении Невилла. Они всегда были «как дети» — так можно было охарактеризовать их модель отношений. И хотя с годами дружба между Мадлен и мачехой укрепилась, Элизабет воздерживалась от обсуждения с падчерицей подробностей своего брака. И правильно. Невилл, в конечном счете, был родным отцом Мадлен.

— Если бы он смог с этим смириться… — сказала Элизабет. — С болезнью не поспоришь.

— Боже! Элизабет, как ты думаешь, он совсем ослепнет?

— Невилл теряет зрение постепенно. Боковым зрением он почти ничего не видит. Говорит, что видит все как будто через соломинку.

— И надо же, чтобы именно глаза… — испуганно сказала Мадлен. В ее ушах стоял дрожащий голос Росарии: «Твой отец не видит, Магдалена. Я смотрю его глазами и ничего не вижу». — И как же быть?

Элизабет обернулась и многозначительно посмотрела на Мадлен.

— А ты что думаешь по этому поводу?

Ее вопрос застал Мадлен врасплох.

— Разумеется, это ужасно. Все, что в моих силах…

В голосе ее звучала растерянность, слова казались неубедительными.

Элизабет молчала. Мадлен разглядывала мачеху. Вздернутый носик придавал ей молодой и озорной вид. Нежная кожа, длинные, заплетенные в косу золотистые волосы. Она по-прежнему оставалась красавицей, одновременно будучи сильной и одаренной женщиной. Как мачеха и друг она была проницательной и чуткой. Похоже, настало время, когда они по-настоящему смогут поддержать друг друга. Возможно, для Мадлен пришло время поделиться с мачехой собственными проблемами. Она просто обязана объяснить цель своего визита. Мадлен положила руку Элизабет на плечо и легонько встряхнула ее, чтобы привлечь внимание.

— Знаешь, если тебе интересно, о чем я приехала поговорить с Невиллом… Мне действительно нужно знать твое мнение…

— И еще… — прервала ее Элизабет. Говорила она убедительно, можно сказать, страстно. — Это может показаться предательством… но я собираюсь уйти от твоего отца. — Она подняла руку, отметая любые возражения. — Последние несколько лет выпили из меня все соки. С ним стало так тяжело, Мадлен. И это уже не изменить. Я не могу провести остаток жизни, обслуживая инвалида. Я умру от тоски. — Ее лицо перекосилось. — Пожалуйста, Мадлен, пойми меня! Мы прожили вместе много прекрасных лет. Я полагаю, что сделала его счастливым. Я всегда была его музой. Была человеком, на которого он мог опереться. Я не возражала против того, чтобы оставаться в тени его гения, но превратиться в служанку, сиделку, быть на побегушках… я не хочу. Я уже устала, а ягодки еще впереди. Мне только пятьдесят два…

Она замолчала. Женщины не сводили друг с друга глаз.

— Но, Элизабет…

— Прошу тебя, не надо! — воскликнула она. — Я знаю, что это его убьет, но я так больше не могу. И еще одно: никто и ничто не заставит меня изменить решение, поэтому даже не пытайся.

— Ты что, пока еще ничего ему не сказала?

Элизабет взглянула на Мадлен с мольбой.

— Может, ты скажешь?

— Я? — удивилась Мадлен. — Ни за что! Это твое решение, сама и говори. И поскорее.

— В среду я отправляюсь к сестре в Швейцарию. Я не вернусь в эту квартиру, когда приеду назад в Лондон.

Мадлен покачала головой, возмущенно глядя?ia мачеху.

— Боже мой, вот так просто уедешь и не вернешься? И ты ничего ему не сказала?

— Мне от него ничего не нужно, — заявила Элизабет, как будто речь шла о деньгах. — Он за эти годы и так положил немалую сумму на мое имя.

Бруту не нравился тон их разговора. Он постоянно оглядывался на хозяйку и Мадлен, испуганно склоняя на бок голову.

Какое-то время они шли молча. Элизабет достала из кармана смятую бумажную салфетку и смахнула пару слезинок.

— И как, ты думаешь, он поступит? — спросила наконец Мадлен.

— Не знаю, — ответила Элизабет внезапно посуровевшим голосом. — Теперь это твоя забота. Я имею в виду, ты могла бы переехать в Лондон.

— Ты шутишь! — Мадлен от удивления остановилась. — Ну ты и придумала! У меня же пациенты. И нужно же позаботиться о Росарии.

Они повернули и пошли назад той же дорогой. Мысли Мадлен прервал голос Элизабет:

— …помощь по дому, может быть, сиделку. Я не знаю. И помни, здесь пруд пруди молодых женщин, поклонниц знаменитого художника, готовых на все ради денег и славы великого мастера. Он обязательно кого-нибудь найдет. У него на счету миллионы, и даже если он все спустит, остается еще квартира.

Поклонницы знаменитого художника… Внезапно Мадлен захотелось ударить мачеху. Как она могла? Как можно из любящей жены превратиться в безжалостного постороннего человека?

— Послушай, — тихо сказала она, — делай, что хочешь, но лучше тебе обсудить с Невиллом его желания и потребности. Ты должна помочь ему с этим справиться. Это твой долг.

Первое, что они услышали, когда открыли дверь, — раскатистый храп, прерываемый фырканьем и хрюканьем, от которого чуть ли не дрожал потолок.

— Он спит, — вздохнула Элизабет. — Это уже не первая бутылка за сегодня.

— Ты удивлена? — кисло поинтересовалась Мадлен.

— По правде сказать, я считаю, что тебе лучше уехать прямо сейчас. Движение на дорогах просто ужасное. К тому же он, когда проснется, будет не в настроении. Подумай над тем, что я тебе сказала. Ты его дочь.

Мадлен остановилась и посмотрела на отца, который крепко спал в кресле. Рот у него был приоткрыт, и, наверное, поэтому, несмотря на крупное тело, Нсвилл казался маленьким и несчастным, как та женщина, которую он бросил двадцать лет назад. И неважно, насколько он стал богаче, чего достиг, на какую блистательную женщину променял ее мать — свою жизнь он закончит таким же одиноким и покинутым, как и Росария. «Чему быть, того не миновать», — подумала Мадлен, криво усмехнувшись.

Словно в лучах яркого света она увидела себя, создание этих двоих, увидела неумолимо приближающуюся старость и одиночество. Казалось, она не способна удержать любовь: та просачивалась у нее между пальцами или она сама ее отдавала. Что-то еще грызло ее…

Впервые она подумала о мальчике.

Саша

Глава тринадцатая

Росария стояла у алтаря спиной к двери. На ней было шелковое платье изумрудного цвета, которое когда-то давно купил Невилл. Платье до сих пор прекрасно сидело на ее стройной фигуре. Ни возраст, ни болезнь никак не отразились на красоте ее ног, облаченных в черные чулки. Но туфель на ногах не было. Вопреки обыкновению, мать распустила волосы — все еще густые, доходящие почти до бедер. Росария вернула волосам первоначальный цвет — цвет воронова крыла, и теперь со спины ее легко можно было принять за молодую женщину.

52
{"b":"556888","o":1}