Грузовик, который вез Фрэнка, остановился по пути в Ривер-Вэлли в деревушке, где загрузился продуктами. Хотя Фрэнка увезли из порта раньше, чем туда попала Джуди, в лагерь он прибыл гораздо позже нее. Преданность и терпение Джуди были вознаграждены, когда она увидела, как Фрэнк слезает с грузовика и идет в лагерь.

Джуди была переполнена радостью, она подскочила к Фрэнку и повалила его наземь. «Когда я вошел в лагерь, лохматая собака набросилась на меня сзади, сильно толкнула, и я очутился на земле, – с улыбкой вспоминал Фрэнк. – Собака была перемазана нефтью, а ее старые усталые глаза покраснели». Так человек и собака воссоединились, несмотря на все предпринятые (случайно) британцами и капитаном Ниси усилия.

Когда Фрэнк наконец поднялся на ноги с места, где его уронила Джуди, он плакал. «Ну-ну, старушка, перестань вести себя как сумасшедшая», – сказал Фрэнк с типично английской сдержанностью. Лишь недавно он находился на краю пропасти. Теперь, когда его друг чудесным образом снова оказался рядом, его надежды возродились, а решимость выжить вернулась. Как сказал Сирл, «он снова расправил плечи».

Встреча Питера Хартли и Фила Добсона в Ривер-Вэлли не сильно отличалась от воссоединения двуногого и четвероногого друзей. Как и в случае Фрэнка и Джуди, Хартли последний раз видел своего приятеля, когда Добсон выбирался из «Ван Варвика» через иллюминатор. Хартли привезли в Ривер-Вэлли одним из первых, и он ожидал, что и его друг скоро появится. Он начал задаваться вопросом, стоит ли ему бороться за жизнь. «Погибло столько моих друзей. Почему я не сдался, когда у меня был шанс погибнуть, а вместо этого стал бороться за жизнь?»

Наконец, на следующее утро, после бессонной ночи, которую Хартли провел в раздумьях, прибыл грузовик с тридцатью пленными. Среди приехавших был и Добсон. «Я почувствовал, насколько велико было мое чувство утраты, только тогда, когда мы радостно улыбнулись и пожали руки друг другу, – писал Хартли. – С этого момента я стал видеть мир в намного более светлых красках, словно потускневшее серебро внезапно и таинственным образом отполировали».

Фрэнк, Джуди, Питер и Фил были счастливчиками. Некоторые дружеские отношения, сложившие в Глоегоере, оказались разорваны навсегда. А некоторые из выживших вообще не попали в Ривер-Вэлли: тяжело раненных с «Ван Варвика» отправили в госпиталь тюрьмы Чанги.

Эдварду Портеру еще повезло – ему всего лишь размозжило ноги балкой в трюме обреченного судна. В Чанги Портер получил известность как мастер подделывать часы и ручки. Умение Портера гравировать поддельные торговые знаки компаний Rolex и Parker на обыкновенных предметах было настолько поразительным, что он не только обманывал японцев, веривших, что подделки – настоящие фирменные товары, но и заставлял платить за них хорошие деньги. Притягательность брендов была настолько велика, что японцы не решались просто конфисковать часы и ручки. Собранные благодаря торговле подделками деньги использовали на покупку лекарств, украденных у японцев и тайком переправленных в тюрьму[1].

В Чанги Портер сочинил много песен и вальсов, в которых часто отражалось его одинокое и подавленное состояние в тюрьме. Его песенка «Всегда будешь моей» могла бы быть написана Фрэнком в то время, когда он думал, что Джуди погибла в море.

Когда Фрэнк, Джуди и другие спасенные с «Ван Варвика» прибыли в Сингапур, они присоединились к заключенным, уже находившимся в лагере Ривер-Вэлли. Большинство узников составляли военнопленные с Явы, переведенные в Ривер-Вэлли перед следующим перемещением.

Люди с Явы были, как и члены группы из Глоегоера, в основном голландцами и жителями Британского Содружества, но среди пленных оказалось, по меньшей мере, несколько американцев, в основном, моряков торгового флота. Самым примечательным в этой группе являлся Джордж Даффи. В Ривер-Вэлли он попал в возрасте двадцати двух лет, но за последние три года он пережил столько, что хватило бы на всю жизнь.

Когда в конце сентября 1941 года Даффи закончил Массачусетскую мореходную школу, ему было девятнадцать. Его резкий акцент уроженца Новой Англии и манеры держаться компенсировали легкая улыбка и привычка подмигивать собеседнику. Через неделю после окончания мореходки Даффи оказался в Нью-Йорке на первой должности, на борту новейшего дизельного судна, носившего довольно подходящее название «Лидер Америки». Даффи и команда «Лидера Америки» прошли через Перл-Харбор всего за несколько дней до нападения японцев на эту базу, и им повезло оказаться вне зоны Манилы, когда японцы бомбили находившиеся там американские войска. «Лидер Америки» стал кораблем эскорта и возил военные грузы по океанам до тех пор, пока в сентябре 1942 года не наткнулся на немецкий рейдер у берегов Южной Африки[2].

«Лидер Америки» был торпедирован и затонул, а Даффи выбросился за борт и в конце концов взобрался на спасательный плот. Спустя какое-то время к плоту, где находился Даффи, подплыл еще один, с которого спросили, сколько человек на плоту. Когда на вопрос ответили, что 23 и никто серьезно не ранен, голос с явным немецким акцентом сказал: «Хорошо, я возьму вас на буксир».

Так Даффи стал военнопленным нацистов. Несколько недель его и других взятых в плен держали на немецком корабле, а потом высадили на берег в Батавии и, в сущности, продали японцам. Около двух лет Даффи держали в плену на Яве, а потом переправили в Ривер-Вэлли. Как и люди из Глоегоера, Даффи полагал, что это – не последняя остановка на его пути.

Их это устраивало, поскольку в Сингапуре пленным было вряд ли лучше, чем в Глоегоере. Они лишились всех пожитков, которыми обзавелись на Суматре, в том числе посуды. «Мне удалось найти плоскую жестянку, из которой я согнул тарелку, а также скорлупу кокосового ореха, который я разрезал пополам и использовал как кружку. Моя ложка была сделана из куска бамбука». Ни почты, ни Красного Креста в Сингапуре не было. Если какие-то изменения в положении пленных и имели место, то проявлялись они в еще более скудном питании. Оно состояло из маленьких шариков риса и небольшого количества сушеной рыбы и морских водорослей. По словам Хартли, «и то, и другое выглядело как сушеная веревка и имело такой же вкус». Пленные быстро ободрали листья и кору с деревьев, чтобы дополнить свой скудный рацион, но это не спасало от постоянного бурчания голодных желудков и быстрого распространения бери-бери.

Еще более жестоко многие военнопленные страдали от отсутствия табака. Его было много на Суматре, а в Сингапуре остро не хватало, что болезненно переживали привыкшие к никотину люди. То же самое испытывали и японцы, которые, в конце концов, позволив торговцам продать немного сигарет пленным, заметили, насколько улучшалось настроение у покуривших людей. После этого узники никогда не нуждались в табаке.

Другим новшеством было регулярное наблюдение, пусть и через ограду, за настоящими женщинами. Сингапурские женщины занимались повседневными делами на виду у пленных, не зная о том, что за ними наблюдают. Как вспоминал Даффи, «высокие, тонкие малайские или китайские леди в облегающих длинных халатах были обычным зрелищем». На протяжении двух лет пленные редко видели женщин, за исключением случайно встретившихся им деревенских жительниц. Можно представить, как жадно пленные смотрели на этих ухоженных, модных молодых женщин, но, по крайней мере в случае Даффи, – жестокое обращение подавило всякие сексуальные позывы. «Нас так долго кормили настолько плохо, что женщины не вызывали никакого физического интереса», – пишет Даффи. Лес Сирл впоследствии скажет: «Я, например, никогда снова не поверю в то, что секс – основное желание, мотивирующая или движущая сила. Главным приоритетом человечества, несомненно, является еда».