Металлургический завод «Швебише хюттенверке ГмбХ», Кёпигсбронн.

Инженер Фомхофф: «В ком мы действительно нуждаемся, так это в рабочих, а не в тех, кто занимается политикой и создает на предприятии неспокойную обстановку, ведь у нас на предприятии политическая деятельность запрещена».

Баудер: «Да, я очень хорошо знаю закон о правах и обязанностях коллектива и владельца предприятия».

Фомхофф: «Но если вопреки ему вы все же занимаетесь политикой, то не могу же я постоянно контролировать вас, мне бы не хотелось рисковать».

Баудер: «Лучше скажите сразу, что вы не берете меня на работу из-за моих политических взглядов».

Фомхофф: «Нет и еще раз нет. Видите ли, мне лично НДП так же малосимпатична, ну, скажем, как Союз немецких землячеств. Но вы у нас просто не приживетесь. Видите ли, мы здесь, в Кёнигсбронне, на производстве, — поймите меня правильно, я говорю без патетики — по-прежнему спрашиваем с рабочих по-капиталистически. Мы работаем по пятьдесят восемь часов в неделю, что, в общем-то, идет вразрез со всякими профсоюзными нормами. Разумеется, у меня прекрасные отношения с производственным советом, большинство его членов я уже повысил до мастеров…»

Фомхофф выслушивает мое дело спокойно: «Ну я ведь тоже иногда хожу на собрания НДП. Для меня важно одно: спокойная обстановка в производственном коллективе».

Цейсовские заводы, Оберкохем, 6600 работающих.

Баудер надеется, что здесь ему повезет. Цейсовские заводы в социальном отношении более либеральны, чем большинство предприятий этого ранга. В правилах внутреннего распорядка, в разделе «Права сотрудников», указывается: «Представительство рабочих и служащих должно быть реальным представительством их интересов, а не ширмой, за которой может спрятаться предприниматель»; а в разделе «Гарантии личной свободы» провозглашается: «Дискриминация сотрудников по их вероисповеданию, их расовым и политическим признакам недопустима».

Начальник отдела кадров Кунц (Баудеру): «Разумеется, мало хорошего, раз уж дело стало достоянием прессы. Совершенно очевидно, что в Федеративной Республике, и у нас здесь в особенности, никто не желает связываться с левыми. Из этого ни в коем случае не следует, что мы здесь, у себя, не симпатизируем левым. Но предупреждаю вас, что у нас работает много людей, которые не всегда могут нравиться вам своими убеждениями».

Баудер: «Я не занимаюсь на производстве политикой».

Кунц: «Ну что ж, мое дело разъяснить вам обстановку».

Кунц просит Баудера подождать за дверью. Он соединяется по телефону с несколькими предприятиями. Затем: «Да, так вот, у нас вы сможете зарабатывать намного меньше. Кстати, мы, как правило, принимаем на работу лишь дисциплинированных и перспективных людей». Баудеру предлагается прийти снова через два часа и доложить о себе д-ру Шпитцнеру.

Д-р Шпитцнер (два часа спустя): «В сущности, ваши политические взгляды не интересуют меня, но недопустимо, чтобы на предприятии вы вели дискуссии на политические темы, здесь это нежелательно». Затем он дает Баудеру несколько советов: «Скажите откровенно, неужели вы считаете эту деятельность столь уж важной? Вы же вконец разорите семью».

Баудер: «Да, как видите, в данном случае капитализм показал свое истинное лицо».

Шпитцнер: «Когда вы станете постарше, вы наверняка будете думать иначе, но тогда, вероятно, будет уже слишком поздно что-либо изменить… А теперь ступайте к господину Кунцу».

Кунц: «Я только что переговорил кое с кем. Я и не знал, что в Немецком союзе мира и Союзе немецких землячеств вы проявляли такую высокую активность. Пройдет немного времени, и вы опять приметесь за старое, но уже на новом месте… Все неприятности свалятся на мою голову, мне скажут: «Вы приняли этого человека!» Да, слишком многое дает повод сомневаться в целесообразности вашего приема на работу… И потом Немецкий союз мира — это же коммунистическая партия!.. Мне жаль…»

Со мной другое дело: Кунц опирается на соответствующий раздел: «У нас ни один сотрудник не может быть дискриминирован по религиозным или политическим мотивам».

Никому не может быть причинен ущерб или оказано предпочтение по признакам его пола, его происхождения, его вероисповедания, его расы, его языка, его отечества и места рождения, его веры, его религиозных или политических убеждений. КОНСТИТУЦИЯ ФРГ, статья 3

Баудер пытается устроиться на работу еще в тринадцать фирм в своем округе, повсюду одинаково безуспешно. В конце концов руководитель ведомства по вопросам труда отказался выдавать ему направления на работу. Вместо этого он посоветовал Баудеру… переехать в какое-нибудь другое место, где его никто не знает…

Зигфрид Ленц

Будто в стиле Гоголя

Нужно сказать, я знаю уже лет восемь эту площадь, запутанный транспортный узел, куда стекаются трамваи, автобусы, электрички, чтобы обменяться своим содержимым. Едва раскрываются с шипением двери, все срывается с места, смешивается, переплетается, перепутывается — будто столкнулись полки безоружных противников; людские потоки движутся так уверенно и бесстрашно, каждый в этой массе так бесцеремонно прокладывает себе дорогу, что лучше затормозить и подождать, пока толпа рассосется, пусть даже на светофоре зеленый свет. Да если б только эта река с подпрыгивающими школьными ранцами, с раскачивающимися портфелями, если б только эта угрюмая утренняя процессия — за ней еще можно и уследить, — но здесь, где по разветвленной дельте улиц протекает множество машин, жди неожиданностей, будь готов к внезапно возникающим перед тобою разного рода юрким одиночкам, что вдруг выпрыгивают из-за уставленных вдоль тротуаров легковых автомобилей и стремительным рывком пересекают улицу.

Все это мне знакомо. Ведь в течение восьми лет сам я принадлежал к той массе. Не терпящая ни малейшей заминки толпа несла меня от электрички к автобусу, а тот довозил прямо до школы; долго был я частицей беспощадной общей неудержимости.

Но моя осведомленность и мой опыт не помогли, как не помогли бы даже тому, кто двадцать лет ездит без аварий. Того, что случилось, было невозможно избежать хотя бы в силу статистики и уж никак нельзя было отнести за счет моей неопытности или того, что эта машина, на которой я не проездил и недели, первая в моей жизни, была подержанной.

Хотя утро не предвещало ничего плохого и не было никаких причин соблюдать особую осторожность (мой рабочий день начинался с двух уроков географии), я, приближаясь к площади, заранее сбавил газ и даже не увеличил скорость, когда на светофоре загорелся зеленый свет. Казалось, светофор подмигивает мне, советуя миновать перекресток, прежде чем распахнутся двери двух автобусов, как раз в этот момент подъезжавших к остановке на той стороне улицы. Булыжная мостовая была покрыта снегом, под действием соли превращавшимся в грязную жижу; скорость не превышала и тридцати, и я не выпускал из поля зрения автобусы, из которых, как по сигналу, через миг вывалится толпа.

Скорее всего он вышел из туннеля, ведущего к электричке, и тут же увидел номер своего автобуса, на который он, как и все, рассчитавшие время своей утренней поездки до секунды, хотел попасть во что бы то ни стало.

Вначале я почувствовал толчок. Руль выбило. Затем я увидел его, ничком лежащего на капоте: лицо под козырьком кепки искажено, руки тянутся к ветровому стеклу. Он наскочил на машину с правой стороны сразу за светофором; я затормозил и увидел, как он завалился влево и скатился на дорогу. Всюду эти запреты останавливаться, всюду эти запреты, поэтому я включил задний ход, отъехал на несколько метров, поставил машину на ручной тормоз и вышел. Где же он? Вон там у бровки. Схватясь за оградительную цепочку, скрестив руки, он пытался приподняться, — тщедушный человек в поношенном пальто, легкий как перышко. Вокруг стояли прохожие, пытались ему помочь и уже были настроены враждебно ко мне: для них вопроса, кто виноват, не существовало. На смуглом лице пострадавшего было больше страха, чем страдания; когда я подходил к нему, он смотрел на меня с опаской и насильной улыбкой старался успокоить прохожих: ничего, мол, не произошло, не стоит, мол, обо всем этом и говорить. Я перевел взгляд на автомобиль, на правом крыле была яйцеобразная вмятина довольно правильной формы, будто от удара дубинки; там, где лак отошел, прицепились кусочки ткани, капот, на котором тоже была вмятина, раскрылся, стеклоочиститель сломался. В то время, как я оценивал повреждения, он наблюдал за мной, держась обеими руками за цепочку, то и дело оборачиваясь на отъезжавшие автобусы.