Впереди посветлело – электрическая желтизна бликами растекалась по мокрому асфальту, перемигивались вывески. Проспект Химиков – одна из главных артерий в старых районах. Все важные узлы на нем: автовокзал, главный городской базар, химкомбинат. Последний уже три года как остановился, медленно разрушаясь от времени и мародерства. Но те, кто еще работал там, упрямо держались за свои места, подпитывая себя слухами о «скором запуске» и довольствуясь минимальными выплатами. Самоотречение таких существ было Ваде отвратительно. Наблюдать за ними было так же неприятно, как за возней экзотических насекомых в террариуме. С тем только отличием, что наблюдатель и наблюдаемые были по одну стороны стекла.

Щурясь под желтушным глазом фонаря, Вада вышла на проспект. Смешавшись с рокотом двигателя, глухо пульсировали где-то справа басы – какой-то орангутанг тестировал новую аудиосистему своей чудо-тачки. С хрюканьем бита смешивались хрипы подвыпившего мастера караоке из небольшого полуподвального кабачка, за спиной слышались приглушенные истерические женские выкрики и вторящий им сиплый мужской баритон. Тоскливо завывала где-то в паре кварталов сирена неотложки. В полутемных окнах бледно-синим светились квадраты телевизоров.

Остановка троллейбуса была на другой стороне, а светофор на перекрестке не работал уже пару месяцев. Переходить дорогу приходилось на свой страх и риск: водители здесь не слишком уважали правила дорожного движения и еще меньше – пешеходов. После начала войны, когда город оказался на достаточном удалении от линии фронта, сюда перебралось много народа с «горячих» территорий – мажоров и чинуш в основном. Запуганная и парализованная милиция их не смущала, а вынужденные трудности сделали злыми и нервными. Так что переход улиц, особенно в темное время, требовал осторожности.

Пронеслась пара машин, ухая электронным битом и хлопая обрывками речитатива. Гангста по-русски – убого и отвратительно, прямо как с картинки Васи Ложкина. Потом стало тихо, только доносилось со стороны химкомбината натужное гудение троллейбуса. Как раз вовремя. Вада шагнула на дорожное полотно, разбрызгав мелкую лужицу, уверенно двинулась по стертой зебре. Рев мотора, резкий, внезапный, хлестнул по ушам, заставил обернуться. В этот момент включились фары, ослепив белесым пучком ксенона. Тело рванулось назад, мышцы свело от напряжения… Удар последовал мгновением позже, чернота в глазах взорвалась красным, ощущение тела пропало. Вада не понимала, что с ней происходило в этот момент.

Когда она пришла в себя, первым чувством была нестерпимая, тупая боль в бедре. Хлопнули где-то за пределами восприятия дверцы, потом чьи-то руки подхватили ее с двух сторон, стянули рюкзак, поволокли. Их голоса звучали в голове Вады искаженно, гулко. Ее швырнули вперед, в сухую, пропахшую бензином и по

том темноту, где она приземлилась на мягкое, засаленное. Что-то за спиной стукнуло, снова хлопнули дверцы, рокот холостых оборотов сменился ревом и визгом шин. Ваду откинуло назад, прижало к спинке заднего сиденья. Постепенно в голове прояснялось.

– Куда ее? На Партизанскую? – спросил женский голос, прокуренный, севший.

– Нет, бляха! Домой к тебе отвезем! Ты, Жека, совсем тупая, да? – ответил мужчина резко. Он явно нервничал.

– Не хами. Можно и на гараж отвезти. – Женщина казалась спокойнее.

– Лучше на отдел. Спокойнее. Примем как положено, а дальше…

Вада напряглась. Партизанская – улица, на которой стоит горотдел милиции. Наверно, о нем и говорил мужик. Вот ведь непруха! Уже три года – три – все работало как часы. Где она ошиблась? Что упустила?

Осторожно запустила руку во внутренний карман пальто. Гладкий прямоугольник смартфона и его ощутимая тяжесть немного успокоили Ваду. Кто-то из похитителей включил радио, попав на новостной блок.

«За прошедшие сутки боевики восемнадцать раз обстреливали позиции украинских военных. По сообщениям спикера СНБО Андрея Лысенко, двое военных погибли, еще восемнадцать получили ранения…»

– Выключи это дерьмо, – потребовал нервный. Кажется, он сидел на пассажирском сиденье.

– Завали и не мешай слушать. Скоро все там будем.

– Я не буду.

– Это потому, что за тебя еще СБУ не взялось. А я уже в Киев съездила. В закрытом вагончике. И меня нормально так поспрашивали: где, кто и почему. Лешик, не думай, что нам так все и забудут. Город сдали без единого выстрела – и кого-то за это назначат виноватым. Понятно, не тех, кто отдавал – или не отдавал – приказы. Назначат таких, как мы. Тех, кто стоит пониже и знает поменьше.

Голос радиоведущей вторил глухому бормотанию ментов. То, что это были менты, сомневаться уже не приходилось. Увлеченные разговором, они даже не смотрели назад. Вада осторожно ощупала телефон. Сейчас ей не надо было даже видеть экран. Достаточно того, что устройство включено. Пальцы застыли на стекле, слегка подрагивая от вибрации машины. В ушах поднялся монотонный звон.

– И что?

– А то, что умные люди уже давно записались в батальоны. Оттуда не достанут.

– Я к идейным не пойду.

– Тебя и не возьмут. Есть наши батальоны, милицейские. Набирают из своих. Без говна. Стоят по внутренним блокпостам, подальше от фронта. Низкий кредит доверия, бляха.

– Как по мне – отлично. Пусть западняне под обстрелами сидят. Так ты что – надумала переводиться?

– Не-е, – протянула Жека. – Бабам с этим сложнее. Это вам, мужикам, зеленая улица. Что там с девкой? Мы ее не уморили там? Что-то никак не оклемается.

– Да все норм. Просто глуханули чуток.

– Проверь.

Вада в это время уже добралась до телефона Лешика, по нему соскользнула в профили соцсетей. Так и есть – мент. Как они нашли ее? Глупый вопрос – нашли, потому что время пришло. Сначала Дашуня, теперь вот они. Но почему так рано?

Бортового компьютера в машине не было, и это сильно усложняло задачу. Поганое корыто, чертов запорожский «ланос». Что можно сделать, что?! Сейчас он обернется, увидит ее, увидит руку в кармане, ударит – наотмашь, кулаком по лицу…

Внезапно через Сеть Вада уловила вай-фай точку. Совсем рядом. Движется быстро, наперерез траектории «ланоса». Машина – Volkswagen Tuareg. Бортовой компьютер включен, подсосался через вай-фай к смарту водилы, тянет какое-то музло. Давай, давай, надо успеть.

Виски заломило от усилия, перед глазами прыгали цветные пятна, руки онемели. Трюк на миллион.

Перекресток. Тоскливо мигает желтым глазом неработающий светофор. «Ланос» идет по главной, Жека даже не притормаживает, уверенная в себе. Рев мотора справа, отчаянный визг тормозов. Массивный, шоколадного цвета кроссовер влетает в передок «ланоса» сбоку, сбивает, раскручивает его. Вада выныривает из Сети, ошалелая от резкого перехода. Это как проснуться от ведра холодной воды, вылитого на голову. В глазах – искры и круги, тело словно иглами утыкали. Инерция швыряет ее, как игральную кость в стакане. Хрустит, разлетевшись на мелкие осколки, стекло, визгливо матерится Жека, орет ее напарник. Ослепшая и оглохшая, Вада нащупывает дверную ручку, распахивает дверь, вывалившись из салона прямо в засыпанную битым стеклом лужу. Осколки больно впиваются в ладони, брызги холодной грязи стекают по лицу. Где-то сбоку глухо вопит водитель «туарега», придавленный подушкой безопасности. Вада поднимается, шатаясь, бредет к тротуару.

– Стой! А ну стой, курва!!!

Истошный женский вопль бьет в спину, но Вада только прибавляет ходу. Шаркающие шаги доносятся сзади. Вперед, еще, еще… Вада спотыкается о бордюр, падает лицом в газон, жухлый и размокший. Прежде чем она находит в себе силы встать, ее прижимают к земле, придавив коленом между лопаток, скинув капюшон и вцепившись холодной пятерней в волосы. От рывка голова запрокидывается. Сверху, вычерченное контрастными тенями, нависает женское лицо. Правая половина залита кровью, щека разорвана, губа распухла.