Товары растут, меж нищими высясь. Директор, лысый чёрт, пощёлкал счётами, буркнул: «кризис!» и вывесил слово «расчёт». Кра́пило сласти мушиное се́ево,
хлеба́ зерном в элеваторах портятся, а под витринами всех Елисеевых, живот подведя, плелась безработица. И бурчало у трущоб в утробе, покрывая детвориный плачик: – Под работу, под винтовку ль, на́ — $$$$$$$$$$$$$$$$$$$$ладони обе! Приходи, заступник и расплатчик! — Эй, верблюд, открыватель колоний! — Эй, колонны стальных кораблей! Марш в пустыни огня раскалённей! Пеньте пену бумаги белей! Начинают чёрным лата́ться оазисы пальмовых нег. Вон среди золотистых плантаций засечённый вымычал негр: – У-у-у-у-у, у-у-у! Нил мой, Нил! Приплещи и выплещи чёрные дни! Чтоб чернее были, чем я во сне, и пожар чтоб крови вот этой красней. Чтоб во всём этом кофе, враз, вскипелом, вариться пузатым — чёрным и белым. Каждый добытый слоновий клык — тык его в мясо, в сердце тык. Хоть для правнуков, не зря чтоб кровью литься, выплыви, заступник солнцелицый. Я кончаюсь, — бог смертей пришёл и поманил. Помни это заклинанье, Нил, мой Нил! — В снегах России, в бреду Патагонии расставило время станки потогонные. У Ива́нова уже у Вознесенска каменные туши будоражат выкрики частушек: «Эх, завод ты мой, завод, желтоглазина. Время нового зовёт Стеньку Разина». Внуки спросят: – Что такое капиталист? — Как дети теперь: – Что это $$$$$$$$$$$$$$$$$$$$г-о-р-о-д-о-в-о-й?.. — Для внуков пишу в один лист капитализма портрет родовой. Капитализм в молодые года был ничего, деловой парнишка: первый работал — не боялся тогда, что у него от работ засалится манишка. Трико феодальное ему тесно́! Лез не хуже, чем нынче лезут. Капитализм революциями своей весной расцвёл и даже подпевал «Марсельезу». Машину он задумал и выдумал. Люди, и те – ей! Он по вселенной видимо-невидимо рабочих расплодил детей. Он враз и царства и графства сжевал с коронами их и с орлами. Встучнел, как библейская корова или вол, облизывается. Язык – парламент. С годами ослабла мускулов сталь, он раздобрел и распух, такой же с течением времени стал, как и его гроссбух. Дворец возвёл — не увидишь такого! Художник – не один! — по стенам поёрзал. Пол ампиристый, потолок рококо́вый, стенки — Людовика XIV, Каторза. Вокруг, с лицом, что равно годится быть и лицом и ягодицей, задолицая полиция. И краске и песне душа глуха, как корове цветы среди луга. Этика, эстетика и прочая чепуха — просто — его женская прислуга. Его и рай и преисподняя — распродаёт старухам дырки от гвоздей креста господня и перо хвоста святого духа. Наконец, и он перерос себя, за него работает раб. Лишь наживая, жря и спя, капитализм разбух и обдряб. Обдряб и лёг у истории на пути в мир, как в свою кровать. Его не объехать, не обойти, единственный выход — взорвать! Знаю, лирик скривится горько, критик ринется хлыстиком выстегать: – А где ж душа?! Да это ж — риторика! Поэзия где ж? — Одна публицистика!! — Капитализм — неизящное слово, куда изящней звучит — «соловей», но я возвращусь к нему |
