Борись и в мелочах $$$$$$$$$$$$$$$$$$$$с баррикадной энергией, в стройку влей перекопский энтузиазм. Они и мы В даль глазами лезу я… Низкие лесёнки; мне сия Силезия влезла в селезенки.
Граница. Скука польская. Дальше — больше. От дождика скользкая почва Польши. На горизонте — белое. Снега и Негорелое. Как приятно со́ снегу вдруг увидеть сосенку. Конешно — березки, снегами припарадясь, в снежном лоске большущая радость. Километров тыщею на Москву рвусь я. Голая, нищая бежит Белоруссия. Приехал — сошел у знакомых картин: вокзал Белорусско-Балтийский. Как будто у про́клятых лозунг один: толкайся, плюйся да тискай. Му́ка прямо. Ездить — особенно. Там — яма, здесь — колдобина. Загрустил, братцы, я! Дыры — дразнятся. Мы и Франция… Какая разница! Но вот, врабатываясь и оглядывая, как штопается каждая дырка, насмешку снова ломаешь надвое и перестаешь европейски фыркать. Долой подхихикивающих разинь! С пути, джентльмены лаковые! Товарищ, сюда становись, из грязи́ рабочую жизнь выволакивая! Красавицы (Раздумье на открытии Grand Opéra [7]) В смокинг вштопорен, побрит что надо. По гранд по опере гуляю грандом. Смотрю в антракте — красавка на красавице. Размяк характер — все мне нравится. Талии — кубки. Ногти — в глянце Крашеные губки розой убиганятся. Ретушь — у глаза. Оттеняет синь его. Спины из газа цвета лососиньего. Упадая с высоты, пол метут шлейфы. От такой красоты сторонитесь, рефы. Повернет — в брильянтах уши. Пошеве́лится шаля — на грудинке ряд жемчужин обнажают шиншиля. Платье — пухом. Не дыши. Аж на старом на морже только фай да крепдешин, только облако жоржет. Брошки – блещут… на́ тебе! — с платья с полуголого. Эх, к такому платью бы да еще бы… голову. Стихи о советском паспорте Я волком бы выгрыз бюрократизм. К мандатам почтения нету. К любым чертям с матерями катись любая бумажка. Но эту… По длинному фронту купе и кают чиновник учтивый движется. Сдают паспорта, и я сдаю мою пурпурную книжицу. К одним паспортам — улыбка у рта. К другим — отношение плевое. С почтеньем берут, например, паспорта с двухспальным английским левою. Глазами доброго дядю выев, не переставая кланяться, берут, как будто берут чаевые, паспорт американца. На польский — глядят, как в афишу коза. На польский — выпяливают глаза в тугой полицейской слоновости — откуда, мол, и что это за географические новости? И не повернув головы кочан и чувств никаких не изведав, берут, не моргнув, паспорта датчан и разных прочих шведов. И вдруг, как будто ожогам, рот скривило господину. Это господин чиновник берет мою краснокожую паспортину. Берет — как бомбу, берет — как ежа, как бритву обоюдоострую, берет, как гремучую в 20 жал змею двухметроворостую. Моргнул многозначаще глаз носильщика, хоть вещи снесет задаром вам. Жандарм вопросительно смотрит на сыщика, сыщик на жандарма. С каким наслажденьем жандармской кастой я был бы исхлестан и распят за то, что в руках у меня молоткастый, серпастый советский паспорт. Я волком бы выгрыз бюрократизм. К мандатам почтения нету. К любым чертям с матерями |
