«Хотя сердца и ныне бьются верно…» Хотя сердца и ныне бьются верно, Как у мужей былых времён, Но на кострах, пылающих безмерно Мы не сжигаем наших жён. И, мёртвые, мы мудро миром правим: Благословив закон любви, Мы из могилы Афродиту славим: «Живи, любимая, живи!» И если здесь, оставленная нами Кольца любви не сбережёт, И жадными, горящими устами К ночному спутнику прильнёт, – Не захотим пылающего мщенья, И, жертвенный отвергнув дым, С улыбкою холодного презренья Нам изменившую простим. «Забыв о счастьи, о весельи…» Забыв о счастьи, о весельи, Отвергнув равнодушный свет, Один в своей унылой келье Ты, чарователь и поэт. Ты только сети сердцу вяжешь, Печально голову клоня, И всё молчишь, и мне не скажешь О том, как любишь ты меня. А я – надменная царица. Не знаю я свободных встреч. Душна мне эта багряница, Ярмо моих прекрасных плеч, Бессильна я в томленьях страсти. Соседний трон угрюмо пуст, И только призрак гордой власти Порой коснётся алых уст. О, если б снять венец двурогий, И целовать, и обнимать! Но всё твердит мне кто-то строгий, Что я – увенчанная мать. «Отражена в холодном зеркале…» Отражена в холодном зеркале, Стою одна. Вон там, за зеркалом, не дверка ли В углу видна? Я знаю, – там, за белой кнопкою, Пружина ждёт. Нажму ль её рукою робкою, Открою ль ход? Светлы мои воспоминания, Но мне острей ножа. Отвергла я вчера признания Румяного пажа. Упасть бы мне в его объятия! Но нет! О нет! О нет! Милее мне одно пожатие Твоей руки, поэт! «На небе лунный рдеет щит…» На небе лунный рдеет щит, – То не Астольф ли ночью рыщет, Коня крылатого бодрит И дивных приключений ищет? Вон тучка белая одна, – Не у скалы ли Анжелика Лежит в цепях, обнажена, Трепеща рыцарского лика? И вот уж месяц рядом с ней, – То не оковы ль рассекает Астольф у девы, и скорей, Скорей с прекрасной улетает? «На разноцветных камнях мостовой…»
На разноцветных камнях мостовой Трепещут сизые голубки; На тротуаре из-под юбки, Взметаемой походкой молодой, Сверкают маленькие пряжки, Свинцовой отливая синевой, И, словно угрожая нам бедой, Ломовиков копыта тяжки, – Разрозненной, но всё-таки слитой, Черты одной и той же сказки. Она стремление коляски Обвеет лёгкой, хрупкой красотой. «Ты не весел и не болен…» Ты не весел и не болен, Ты такой же, как и я, Кем-то грубо обездолен В дикой схватке бытия. У тебя такие ж руки, Как у самых нежных дам, Ими ты мешаешь муки С лёгкой шуткой пополам. У тебя такие ж ноги, Как у ангелов святых, – Ты на жёсткие дороги, Не жалея, гонишь их. У тебя глаза такие ж, Как у тех, кто ценит миг, – Ты их мглой вечерней выешь Над печатью старых книг. Всем гетерам были б сладки В тихий час твои уста, Но темней ночной загадки Их немая красота. Ты не весел, не печален, Ты, похожий на меня, Тою ж тихою ужален В разгорании огня. «Так величавы сосны эти…» Так величавы сосны эти, В лесу такая тишина, А мы шумливее, чем дети, Как будто выпили вина. Мы веселимся и ликуем, В веселии создавши рай, И наших девушек волнуем Прикосновеньем невзначай. Комментарии Печатается по: Сологуб Федор. Война. Стихи. Пг.: Издание журнала «Отечество», 1915 г. Сологуб Федор. Земля родная. Выбранные стихи. М.: Универсальная библиотека, 1916. Сологуб Федор. Алый мак. Книга стихов. М.: Московское книгоиздательство, 1917. Сологуб Федор. Фимиамы. Пб.: Странствующий энтузиаст, 1921. |