«Не говори, что мы устали…» Не говори, что мы устали, И не тужи, что долог путь. Нести священные скрижали В пустыне должен кто-нибудь. Покрыты мы дорожной пылью, Избиты ноги наши в кровь, – Отдаться ль робкому бессилью, И славить нежную любовь? Иль сделать выбора доныне Мы не хотели, не могли, И с тяжкой ношею в пустыне Бредём бессмысленно в пыли? О нет, священные скрижали Мы донесём хоть как-нибудь. Не повторяй, что мы устали, Не порицай тяжёлый путь. «Напрасно хочешь позабыть…»
Напрасно хочешь позабыть Господню весь. Не может сердце полюбить Того, что здесь, Что, докучая, предстоит В тоске и в зле. Мечта строптивая летит К иной земле, В иную весь, где всё цветёт Господним сном, – И торжествует, и поёт В краю святом. «И молчаньем мы скажем друг другу…» И молчаньем мы скажем друг другу, И мерцаньем мечтательных глаз, Что пришли мы к заветному кругу, Где любовь перед нами зажглась. На заветной черте застоялись, Не боялись и ждали конца, И дрожащие руки сплетались, И печалью горели сердца. «Как вставший от долгой болезни…» Как вставший от долгой болезни, Ещё со слабостью в дрожащих коленях, В день первый, в день последний На последних я медлю ступенях. День единственный и вдохновенный! Уже вся мгла рассеется скоро. Завет мой был завет верный. Какая радость для сердца и взора! Я давно, смиренный и покорный, Пред Господней волею преклонился, И обман разъединения, побеждённый, Ослабел, распался, сокрылся. О Свете тихий, вечный Боже! Твоя мечта – всё мирозданье. Я догораю в божественной грёзе. Я – Твоё тихое мерцанье. «Смерть не уступит…» Смерть не уступит, – Что ей наши дни и часы! И как мне её не любить! Ничто не иступит Ее быстролётной косы, – Как отрадно о ней ворожить! Может быть, на пороге Стоит и глядит на меня, И взор её долог и тих, – И о смертной дороге Мечтаю, голову склоня, Забыв о томленьях моих. «Идёт покорно странник бледный…» Идёт покорно странник бледный, Тоску земли в пыли влача. Венец на нём сияет медный, И в грудь вонзились три меча. Не озаряет путь бесследный В руке дрожащая свеча, И ни единого луча Ему не шлёт дракон победный. О камни жёсткие истёрт На крутоярах и откосах Его убогий пыльный посох, И соблазняет хитрый чёрт Воззвать в кощунственных вопросах К Творцу, – но странник тих и тверд. «Пылай бесстрастною любовью…» Пылай бесстрастною любовью И невозможное пророчь. Моя сестра, с твоею кровью Вино я выпил в эту ночь. В моей душе стонала жалость, – Но от неправедной тоски Меня спасла святая алость Твоей протянутой руки. В священный миг мы задрожали, – Ты боль сумела побороть, Когда игла из тонкой стали Твоей руки пронзила плоть. Соединились мы над чашей, Разъединённые давно, И в чашу капля крови нашей Упала в красное вино. Устами к чаше мы припали, И пламенеющая кровь Сожгла порочные печали, Зажгла невинную любовь. «Даль безмерна, небо сине…» Даль безмерна, небо сине, Нет пути к моим лесам. Заблудившийся в пустыне, Я себе не верил сам, И безумно забывал я, Кто я был, кем стал теперь, Вихри сухо завивал я, И пустынно завывал я, Словно ветер или зверь. Так унижен, так умален, – Чьей же волею? Моей! – Извивался я, ужален Ядом ярости своей, Безобразен, дик и зелен, И безрадостно-бесцелен, Непомерно мудрый Змей. Вдруг предвестницей сиянья, Лентой алою зари, Обвилися в час молчанья Гор далёких алтари. Свод небес лазурно-пышен В лёгкой ризе облаков. Твой надменный зов мне слышен, Победивший мглу веков. Ты, кого с любовью создал В час торжеств Адонаи, Обещаешь мне не поздно Ласки вещие твои. Буйным холодом могилы Умертвивши вой гиен, Ты идёшь расторгнуть силы, Заковавшиеся в плен. Тайный узел ты развяжешь, И поймёшь сама, кто я, И в восторге ярком скажешь, Кто творец твой, кто судья. |
