«Благодарю тебя, перуанское зелие!..» Благодарю тебя, перуанское зелие! Что из того, что прошло ты фабричное ущелие! Всё же мне дарит твоё курение Лёгкое томное головокружение. Слежу за голубками дыма и думаю: Если бы я был царём Монтезумою, Сгорая, воображал бы я себя сигарою, Благоуханною, крепкою, старою. Огненной пыткой в конец истомлённому Улыбнулась бы эта мечта полусожжённому. Но я не царь, безумно сожжённый жестокими. Твои пытки мне стали такими далёкими. Жизнь мне готовит иное сожжение. А пока утешай меня, лёгкое тление, Отгоняй от меня, дыхание папиросное, Наваждение здешнее, сердцу несносное, Подари мне мгновенное, зыбкое веселие. Благословляю тебя, перуанское зелие! «Лежу и дышу осторожно…»
Лежу и дышу осторожно В приюте колеблемых стен. Я верю, я знаю, как можно Бояться внезапных измен. Кто землю научится слушать, Тот знает, как зыблемо здесь, Как стены нетрудно обрушить Из стройности в дикую смесь. И вот предвещательной дрожью Под чьей-то жестокой рукой Дружится с бытийскою ложью Летийский холодный покой. «Все земные дороги…» Все земные дороги В разделениях зла и добра, Всеблаженные боги, Только ваша игра! Вы беспечны и юны, Вам бы только играть, И ковать золотые перуны, И лучами сиять. Оттого, что Вас трое, Между Вами раздор не живёт. И одно, и другое, К единению Воля ведёт. «Когда с малютками высот…» Когда с малютками высот Я ополчался против гадов, Ко мне пришёл посланник адов. Кривя улыбкой дерзкой рот, Он мне сказал: «Мы очень рады, Что издыхают эти гады, – К Дракону сонм их весь взойдёт. И ты, когда придёшь в Змеиный, Среди миров раскрытый рай, Там поздней злобою сгорай, – Ты встретишь там весь сонм звериный. И забавляться злой игрой Там будет вдохновитель твой, Он, вечно сущий, Он единый». «При ясной луне…» При ясной луне, В туманном сиянии, Замок снится мне, И в парчовом одеянии Дева в окне. Лютни печальной рыдания Слышатся мне в отдалении. Как много обаяния В их пении! Светит луна, Дева стоит у окна В грустном томлении. Песня ей слышится. Томно ей дышится. Вечно одна, Грустна, бледна, – Ни подруги, ни матери нет. Лунный свет Сплетает Чудные сны И навевает Жажду новизны. Жизнь проводит тени в скуке повторений, Грустно тени мрачные скользят. Песни старых бед и новых сожалений Загадочно звучат. Звучат загадочно Трепетные сны. Бьётся лихародочно Жажда новизны. Желаний трепет, Страсть новизны И новизна страстей, – Вот о чём печальной песни лепет В сострадательном мерцании луны Говорит тихонько ей И душе моей. О. А. Глебовой-Судейкиной Не знаешь ты речений скверных, Душою нежною чиста. Отрада искренних и верных – Твои весёлые уста. Слова какие ж будут грубы, Когда их бросит милый рок В твои смеющиеся губы, На твой лукавый язычок! «Я испытал превратности судеб…» Я испытал превратности судеб, И видел много на земном просторе, Трудом я добывал свой хлеб, И весел был, и мыкал горе. На милой, мной изведанной земле Уже ничто теперь меня не держит, И пусть таящийся во мгле Меня стремительно повержет. Но есть одно, чему всегда я рад И с чем всегда бываю светло-молод, – Мой труд. Иных земных наград Не жду за здешний дикий холод. Когда меня у входа в Парадиз Суровый Пётр, гремя ключами, спросит: «Что сделал ты?» – меня он вниз Железным посохом не сбросит. Скажу: «Слагал романы и стихи, И утешал, но и вводил в соблазны, И вообще мои грехи, Апостол Пётр, многообразны. Но я – поэт». – И улыбнётся он, И разорвёт грехов рукописанье. И смело в рай войду, прощён, Внимать святое ликованье, Не затеряется и голос мой В хваленьях ангельских, горящих ясно. Земля была моей тюрьмой, Но здесь я прожил не напрасно. Горячий дух земных моих отрав, Неведомых чистейшим серафимам, В благоуханье райских трав Вольётся благовонным дымом. |
