На фильм об Иисусе надо было положить два года жизни. Речь шла о телесериале про жизнь Христа, буквально по текстам Нового Завета, без использования обширной апокрифической литературы и без фальшивого киномистицизма. То правдоподобие, которое может создать кино, должно было показать человечность Христа, и все. Просто, но ужасающе сложно. Щедрый бюджет, съемочная группа, которая, казалось, сошла со страниц журнала «Кто есть кто — театр и кино», и всем этим надо было руководить с жесткостью воинской дисциплины.
А еще надо было умудриться угодить зрителям различных культур, каждая из которых имела собственное представление о Боге. Лью Грейд не уставал повторять, что фильм должен быть рассчитан на все конфессии. Кроме того, среди зрителей наверняка найдется немало таких, которые, не обладая милосердием веры, без колебаний осудят малейший избыток сентиментальности и религиозного пыла.
Я особенно намеревался подчеркнуть еврейство Христа, его связь с историей, обществом и культурой древнего Израиля с его городишками и деревнями, где всегда стояла синагога; Израиля под властью сильного и равнодушного врага; Израиля, всегда готового к мятежу. Но самое главное, в словах Христа должна была звучать неразрывная связь с многовековым еврейским учением, его продолжение и исполнение.
В самом начале передо мной возникли две проблемы: во-первых, создать сюжет с диалогами, построенными как «слово Христово», а во-вторых — атмосферу, максимально приближенную к Святой земле времен Христа. В дальнейшем надо было решать с актерами, но сначала подумать о тексте. К счастью, важность проекта и широта бюджета позволяли мне привлечь лучших из лучших в любой области. Мы предложили написать сценарий Энтони Берджессу, и он с радостью согласился. Он выслушал, что мы хотим, и отправился работать. Решив одну проблему, я принялся искать «Израиль Христа» и потратил на это весь 1974 год и часть следующего.
Я искал в регионах, прилегающих к Израилю, — в Иордании, Сирии, Турции, — где встречались подходящие места. Но часто по политическим или религиозным мотивам или из-за труднодоступности от них приходилось отказываться.
Одним словом, Ближний Восток исключался, и я задумался о Египте. Многие сцены фильма первостепенной важности разворачивались в Иерусалимском храме, и прежде всего надо было найти грандиозное сооружение, которое могло бы подойти для съемок.
Как ни странно, ранняя исламская архитектура обращалась не к египетским, не к римским или греческим образцам, а к традиционным еврейским. Некоторые крупные мечети, безусловно, построены по подобию Иерусалимского храма — с портиками, двориками и источниками для ритуальных омовений. Разумеется, в Каире были великолепные огромные мечети, которые вполне могли сойти за Иерусалимский храм, но нас сразу предупредили, что и думать нечего о том, чтобы еврейскими религиозными символами прикрывать исламские или заполонять мечеть толпой людей в традиционных еврейских одеждах. Значит, и здесь ничего. Но все же моя поездка в Египет пригодилась — она открыла мне дорогу в страны Северной Африки. Впоследствии выяснилось, что это было верным решением.
Лучшим зданием «для роли» Иерусалимского храма оказалась большая мечеть в Кайруане в Тунисе. Но и она была неприкасаемой. Зато на территории страны мы нашли несколько идеальных мест: крепость Монастира со сторожевой башней легко превращалась в Антониеву башню, где располагался римский гарнизон, холм против крепости рядом с Сусом стал Голгофой, под древними стенами Монастирской крепости мы решили выстроить наш Иерусалимский храм.
Я был очень доволен поездкой в Тунис, затем поехал в Марокко и там нашел нетронутый цивилизацией пейзаж, очень напоминающий галилейский. А древняя крепость Уарзазат на краю пустыни отлично подходила для дворца Ирода.
Больше всего меня поразили люди, особенно деревенские жители, которые смиренно выполняли ту же работу, что их предки много веков назад, их поведение и характер. Идеальная толпа, которая шла за Иисусом. Их только надо было переодеть в бедные одежды того времени. Все складывалось удачно. Не хватало одного — Назарета. Мне никак не удавалось найти подходящую деревню. Однажды мы поехали посмотреть на величественные руины Волубилиса недалеко от Мекнеса. Наш путь лежал через Мулай-Идрисс, деревню, названную по имени мусульманского святого. Чуть дальше на возвышенности показалась кучка берберских домиков. Мы поднялись, чтобы поглядеть на них поближе, и передо мной открылся «мой» Назарет: маленькие белые домики из камня и глины, дворики, окруженные низенькими стенками, колодец, откуда носят воду берберские женщины, запах свежевыпеченного хлеба, старики, плетущие корзины. Это, конечно, было не лучшее место для съемок фильма, там даже электричества не было, но это был Назарет! Я отправил Лью Грейду телеграмму, что поиск завершен.
Энтони Берджесс принес сценарий. Он сделал невозможное — написал его всего за четыре недели! Энтони обладал потрясающей способностью мгновенно запоминать, впитывать как губка все, что прочитывал. Он, конечно, обратился к тысяче библейских и талмудических источников, чтобы из отрывочных рассказов апостолов составить гладкую историю. Такой подход требовал жертв: некоторые слова Христа были воспроизведены неточно, но это было не так важно, потому что исправить не составляло труда. Энтони дал «скелет», нам предстояло нарастить «плоть». Часто бывало, что окончательный вариант диалога рождался в ходе съемок, когда актеры получали на выбор парафразы евангельских слов.
В этой труднейшей работе бесценными помощниками были Сусо Чекки Д’Амико, Эмилио Дженнарини и Винченцо Лабелла, человек с большим опытом, снявший вместе с Лью Грейдом высочайшего качества фильм на религиозную тему — «Моисей» с Бертом Ланкастером в главной роли. Он был очень дружен с Энтони Берджессом, и именно ему мы были обязаны тем, что Энтони, человек с непростым и неустойчивым характером, не жалея ни сил, ни времени, в кратчайшие сроки сделал для нас, казалось бы, невозможное.
Винченцо Лабелла был в значительно большей степени литератором, чем кинематографистом, и мы очень сожалели, что после «Иисуса» он оставил работу для христианского кинематографа, который в конце концов попал в совершенно неподходящие руки — было выпущено немало убогих программ, совершенно не подходивших для «миссионерских» целей.
Сусо переживала сложный период. Она упорно пыталась вытащить Лукино из пропасти, куда он неуклонно катился из-за своей болезни, прилагая колоссальные усилия, чтобы заставить его самого и окружение работать. Организовывала встречи, вела переговоры с продюсерами, пыталась внушить всем, что, несмотря на физическую немощь, инвалидную коляску и мучительное переживание своего положения, этот самый мужественный на свете человек по-прежнему способен воплотить в жизнь все свои замыслы.
В ноябре я получил новое предложение от Ватикана — снять для телевидения торжественное открытие Святых врат собора Св. Петра по случаю начала Юбилейного года[93]. На этот раз, уже работая над «Иисусом», я чувствовал себя вполне уверенно.
Его Святейшество очень интересовался фильмом и хотел знать, что происходит на съемочной площадке. Как-то во время аудиенции он заговорил о важности современной информационной техники для миссионерства: «Каждое новое творение, которое Бог дает человеку, легко может стать орудием как добра, так и зла».
Знаю, что многие не разделяют моего отношения к вере и сочтут эти слова лицемерными и пустыми.
Объяснить неверующему, что такое вера, любая вера, практически невозможно. Трепет и радость верующего кажутся ему глупостью, он скорее согласится, что имеет дело с ненормальным. Вот почему в качестве метафоры неверия часто используют слепоту. Как описать свет солнца тому, кто никогда не видел его? Признаться, за два года работы я часто сталкивался с пробуждением религиозности в людях, которые, казалось, совсем далеки от этого. Убежденный развратник по-детски цеплялся за веру в Бога, о которой долгие годы и не поминал. Известно, что люди кино и театра — самая суеверная публика на свете. Но все равно, видеть, как знаменитости — актеры и актрисы — душой переживают историю, которую мы пересказываем, — одно из самых сильных впечатлений за время работы над «Иисусом».
