— Да ну что ты! Это такая скучная опера! Неужели еще никто этого не заметил?

— Карлос, ты шутишь? — ответил я смеясь.

— Там два удачных места — начало и конец, — признал он.

Было совершенно очевидно, что он больше не хочет обсуждать этот вопрос. Я заметил, что его голос звучит глуше, чем обычно, хотя он по-прежнему говорил обо всем с обычной твердостью. Ходили слухи, что у него рак. Я что-то слышал об этом, но ничего конкретного. Он умер две недели спустя, в тишине, никто ничего не знал, как он и хотел. Его похоронили в Словении, а нам сообщили о его кончине только после похорон. Величайшая потеря.

Хотя Клейбер в последнее время дирижировал мало и очень немногими операми, он известен во всем мире (не в упрек остальным) как величайший дирижер послевоенного времени. Когда он дирижировал, вокруг него распространялась радость и жизненная сила, непреодолимая, бурная, становившаяся особенно заразительной, если к этому добавлялись положительная атмосфера и удачный коллектив. Воспоминания о наших встречах — одни из самых дорогих, и я буду хранить их всегда.

Все больше места в моей жизни занимали русские. У меня появилось много друзей, мы строили совместные планы и проекты. Неутомимое стремление укрепить дружбу с Россией — одна из причин, по которой я так уважаю и восхищаюсь Сильвио Берлускони. Я заметил это по все возрастающему интересу и дружескому отношению, которые окружали нас, итальянцев. По статистике, итальянцы самые любимые в России иностранцы. И именно Сильвио Берлускони, как человек, умеющий смотреть вперед, распахнул двери для создания прочной дружбы между нашими странами.

Один из плодов этой дружбы коснулся и меня лично. В ноябре 2004 года Берлускони и российский президент Путин совместно учредили премию за особые заслуги для русского и итальянца, которые много сделали для взаимопроникновения культур обеих стран, — Премию двух президентов. Каждый должен был рекомендовать кого-то из деятелей культуры другой стороны. Берлускони назвал Ирину Антонову, мою приятельницу, директора Музея изобразительных искусств имени Пушкина, как просвещенного и неутомимого борца за взаимопроникновение культур Италии и России. А Путин — вполне сознательно — выбрал меня, о чем говорю без ложной скромности.

Премии были вручены во время потрясающего приема в Кремле. Кремль — это не дворец и не ансамбль дворцов, министерств, казарм, театров и т. д., это отдельная планета, невероятная и даже немного устрашающая. Километровые коридоры, анфилады залов до самого горизонта. Кремль отлично отреставрирован, каждая деталь доведена до идеала. Одни материалы чего стоят: ценнейшие породы мрамора, алебастры, малахит, базальт, яшма, и везде золото, золото, золото… Когда совершенно одуревший выходишь, побывав в этом мире, хочется закричать во все горло: «Хватит, не могу больше!»

Не надо забывать, что я родился и вырос во флорентийской сдержанности, где даже немногое уже кажется перебором. Неудивительно, что я смотрел на богатства Кремля не просто с изумлением, а почти с ужасом. Но это не настоящий ужас. Ведь Россия — это еще и необузданный Восток: мир сказок и чудесных легенд. Как она при этом может быть так близка нам во многом другом — вот загадка. Кто знает, возможно, Восток и Запад нашли способ встретиться и объединиться благодаря ошибкам и чудесам этой необъятной страны.

Даю совет всем тем, кто хотел бы больше узнать о «планете Россия» и попытаться ее понять: обязательно сходите в Третьяковскую галерею — вы получите там ответы на все вопросы, честное слово, на все.

Я говорил, что ощущал вокруг себя что-то торжественное и праздничное, но даже представить себе не мог, что меня ожидало. Едва я вернулся в Рим, как получил от посла Великобритании в Италии короткое, но очень любезное письмо, в котором он с типично английской сдержанностью, порой выводящей из себя, спрашивал, не соглашусь ли я принять награду, которой хочет удостоить меня королева Елизавета — посвятить в рыцари Британской империи. Иными словами, удостоить меня титула сэра! Не соглашусь ли я?! Разве, получив такое сообщение, кто-то может ответить «нет, спасибо»?!

Так что 24 ноября посол Айвор Робертс, устроив очень красивую церемонию с коктейлем, вручил мне ценную награду и грамоту, собственноручно подписанную королевой, в присутствии сотни счастливых и потрясенных не меньше меня друзей. Многие прибыли прямо из Англии. В последнюю минуту приехал Сильвио Берлускони вместе с вездесущим Джанни Летта. Сильвио не произнес никакой речи (как можно было ожидать от главы правительства), потому что не хотел привлекать внимание к своей персоне. Они приехал, чтобы лично выразить радость и гордость за честь, оказанную итальянцу, да еще старому другу. Позже я узнал, что этого почетного титула нет больше ни у одного итальянца.

Я сразу вспомнил (не мог не вспомнить) историю моей долгой дружбы с английским народом. Как были бы потрясены мои старые «леди-скорпионы», если бы могли предвидеть, что их знакомый итальянский сопляк через пол века станет сэром!

В последнее время у меня создалось впечатление, что в «Метрополитен-опера» возникли большие сложности с постановками, политика которых успешно сложилась в восьмидесятые годы. Стоимость сменной работы выросла до астрономических чисел, притом, что в «Метрополитен» по-прежнему придерживались принципа, что спектакль должен идти каждый вечер, кроме понедельника, но зато в субботу два спектакля, то есть в неделю семь. Вообще-то это правило, которому, на мой взгляд, должны следовать все театры. Многие так и делают, Венская опера, например. Но она находится полностью на балансе государства, которое несет все бремя расходов. А «Метрополитен» — частный театр, он живет за счет спонсоров и сборов. Именно эту его особенность мне хотелось перенести в итальянскую действительность и избежать правительственного финансирования в любой форме (со всеми вытекающими политическими играми и шантажом), которое лежит в основе всех несчастий, связанных с администрированием театрами. Не буду говорить сейчас об идеях и предложениях по выходу из национального кризиса оперных театров; возможно, я вообще не буду поднимать этой темы, потому что просто разворошу осиное гнездо, что проделывал неоднократно за мою полную сражений и скандалов жизнь, приобретая в результате неприятности и врагов.

В «Метрополитен» меня стали спрашивать, что делать, чтобы облегчить и упростить некоторые мои крупные постановки. Я кое-что предложил им, но потом обнаружил, что они как ни в чем не бывало продолжают тратить целые состояния на новые постановки, одну уродливей другой, не менее, а часто более дорогостоящие, чем мои, которые при этом зрителю не нравятся, и зал остается пустым.

Поэтому «Богему», «Тоску» и «Травиату» можно до сих пор увидеть в том виде, в каком я создал их и в каком их любит и признает публика. Серьезная проблема возникла с «Дон Жуаном», который действительно может быть показан в облегченном варианте. Моя версия, выпущенная в 1990 году, была «постановкой из постановок», достойной этой «оперы из опер». Могу утверждать, что она останется в памяти всех, кто ее видел, как «Дон Жуан» из «Дон Жуанов», с отличными исполнителями каждой партии и под блестящим управлением Джеймса Левина. С самой премьеры в течение многих лет спектакль всегда имел небывалый успех.

Но встал вопрос об управлении гигантской постановочной частью, особенно при условии ежедневной смены спектаклей в театре: в четверг «Аида», в пятницу «Баттерфляй», в субботу днем «Кармен», а вечером «Дон Жуан». Я прекрасно понимал, что это действительно трудно, и мне пришла в голову мысль, которая поначалу представлялась невероятной, но в конце концов оказалась практичной и разумной.

По случаю двухсотпятидесятилетнего юбилея со дня рождения Моцарта римский Оперный театр просил меня поставить в январе 2006 года «Дон Жуана». Я предложил театру купить мой спектакль в «Метрополитен», который с удовольствием его продал (за очень разумную цену). Это оказалось удачной сделкой для всех, и в первую очередь для римской публики (что больше всего меня волновало) — она таким образом смогла познакомиться с работой, которой я так горжусь.