Начало хорошее. Она мне верит. Но вот Князь, что он подумает, когда прочитает записку? А впрочем — ничего страшного. Приход Катюши — за меня. Предупреждение об опасности — и за, и против.

После Клязьмы заехал в отделение. Там ждала меня мать Толика. Голова в бинтах. Плачет. Допросил. Оказывается, что вчера вечером заходил пьяный Князь, адреса его она не знает. Перевернул в комнате все вверх дном — искал какую-то золотую медаль. Какую-то! Мать!.. Всей беды ты еще не знаешь. Медали Князь не нашел. Матери и сестре Толика Князь нанес тяжелые побои. Это обыграть. Психологически.

1. Вызвать судебно-медицинскую экспертизу к Максаковым. Необходимо заключение о характере и степени телесных повреждений. (На это 1 час).

2. Еще раз допросить Толика. При допросе хорошенько обыграть визит Князя за медалью. Подать его с накалом. Поссорить друзей! Вызвать гражданку Максакову — может будет необходима очная ставка.

3. Вечером, как только стемнеет, с Карпенко в Клязьму! А может быть придется подежурить там несколько ночей. Третьего не брать — суета. Карпенко хитер, как лис, и силен, как Иван Поддубный. Итак, впереди Князь!..»

На этом записки оборвались.

Дверь открылась и в комнате запахло борщом. Наташа вздрогнула и, словно трусливый воришка, которого поймали с поличным, быстро захлопнула блокнот.

Вернувшись домой, Наташа почувствовала себя усталой. Заснула она поздно, почти на рассвете. Ее мучили кошмары, в которых Николаю грозила опасность. Наташа хотела помочь, но не могла, пыталась кричать — не было голоса, силилась бежать — подламывались ноги…

Толик в камере, где сидело восемнадцать человек, был загадкой, — никто не знал, за что он попал в Таганку. А Толик думал о своем. Думал о матери, о сестренке Вале, о Катюше. Больше всего о Катюше.

Как ждала Катя того дня, когда он устроится на работу! Ведь на заявлении уже стояла резолюция директора завода: «Оформить слесарем пятого разряда с 26 июня». После первого дня работы Катюша обещала досыта угостить его мороженым. Досыта… Мороженым… Милая… Обещала на стипендию купить билеты в театр. Двадцать шестого она ждала с волнением. Но не дождалась. Двадцать пятого был ресторан, была «Дубовая роща»… А потом, потом тюремный надзиратель показал место на нарах.

Так, выкуривая папиросу за папиросой, он лежал до тех пор, пока не пришел надзиратель и не крикнул на всю камеру своим зычным баритоном:

— Максаков, к следователю!

Толик вошел, как и полагается по инструкции входить к следователю, с сомкнутыми за спиной руками. Захаров предложил сесть, показав глазами на табуретку. Толик сел.

Готовясь к допросу, Захаров все продумал до тонкостей, и, как это рекомендует студенческая практика юридических факультетов, составил вопросы, на которые уже заранее предполагались возможные варианты ответов. Не предполагал Захаров только одного: что в ответ на все его вопросы Толик будет лишь лениво зевать и сонно смотреть в окно.

Что-то оскорбительное для молодого следователя было в этом равнодушии подследственного.

Захаров нервничал. Трое суток он бьется над Максаковым, но допрос не подвинулся ни на шаг. За какие-то полчаса он закуривал уже третью папиросу.

— Гражданин следователь, вы так много курите. — спокойно заметил Толик, наблюдая, как Захаров разминал пальцами папиросу.

Николай видел, как жадно посмотрел Толик на папироску, и просто, как всякий курящий человек, который понимает, что значит хотеть курить, протянул ему раскрытый портсигар.

— Закуривайте.

Папироску Толик взял.

— Совсем, как в кино. Там тоже при допросах следователь всегда угощает папиросой. — Толик усмехнулся, пуская кольцо дыма.

— Есть вещи, в которых невозможно отказать даже врагу. А мы с вами граждане одной страны.

Толик был неглуп и мысль Захарова понял хорошо.

— Это правда. Курево — вещь особая, — согласился он.

— Значит, вы не знаете Князя? — уже в который раз задал вопрос Захаров.

— Первый раз слышу это имя.

Николай с минуту помолчал и решил, что пора, наконец, пустить в ход то, что он припас заранее.

— Тогда знайте, что есть такой гражданин по кличке Князь. Позавчера вечером он, пьяный, зашел к вам домой и когда узнал, что вы арестованы, взломал гардероб и забрал лучшие вещи. Он искал золотую медаль, которую вы сбыли.

— Сказки, — процедил Толик сквозь кривую улыбку.

— Это только начало сказки. Теперь послушайте середину. Вашу мать и сестру Князь зверски избил.

Лицо Толика оставалось по-прежнему равнодушно-сонливым. Захаров удивился его выдержке.

— Гражданин следователь, эти трюки так же стары, как моя покойная бабушка. Повторяю еще раз — никакого Князя я никогда не знал. А сказку можете продолжать. С детства люблю сказки.

— Самое интересное в сказках бывает в конце, — и Захаров нажал кнопку. В комнату в сопровождении сержанта вошла мать Толика с забинтованной головой. При виде ее Толик встал, попятился назад.

— Что ты наделал? Хоть бы мать пожалел, — сквозь слезы проговорила Максакова.

— Садитесь, — показал ей Захаров на табуретку, с которой встал Толик. — Гражданка Максакова, расскажите о том вечере, когда к вам приходил в гости друг вашего сына.

— Господи, — не переставала всхлипывать мать, — за что же ты меня наказал?!

— Прошу вас, не расстраивайтесь. Расскажите все по порядку.

Несколько успокоясь, мать начала:

— В воскресенье это было, под вечер. Пришел он выпивши.

— Кто он? — вставил Захаров, быстро записывая показания Максаковой.

— Князем они его зовут. Спрашивает, где Толик. Я к нему со слезами, говорю: забрали в милицию.

— А он?

— Он посидел-посидел, вперед все молчал, потом встал и полез в гардероб. Я вначале думала, что он так, шутейно, или от того, что выпивши… А когда он стал вытаскивать костюм, подошла к нему, принялась стыдить. Тут он оттолкнул меня и говорит, что это костюм его. Я было кинулась к соседям. Тогда он меня догнал в дверях и сшиб с ног. Ударил чем-то тяжелым по голове… А дальше я уже ничего не помню. Пришла в себя в больнице. Смотрю — рядом на койке Валя. Вся в бинтах, лицо распухло.

— Какая Валя?

— Дочь моя. Всю ее изуродовал.

Наконец Толик не выдержал:

— Мама, хватит! Не нужно больше. Скажи, что с Валей? Где она?

— В больнице.

— Вот заключение медицинских экспертов. Ее положение тяжелое. Сотрясение мозга, лицо обезображено. Читайте. — Захаров протянул письменное заключение экспертов.

— Ах, подлюга!.. Ах, подлюга! — простонал Толик. Он стоял, опустив голову и закрыв глаза ладонями. Потом дрожащим от подступивших слез голосом обратился к матери: — Мама… Прости меня. Иди домой, прошу тебя, иди. Я виноват во всем… Меня будут судить…

Большего Захаров от этой встречи и не ожидал. Он решил, что дальнейшее пребывание матери только помешает допросу.

— Гражданка Максакова, вы свободны. Сержант, проводите, — сказал он часовому.

Когда мать вышла, Толик твердо сказал:

— Гражданин следователь, я все расскажу. Все. Только пообещайте мне одно.

— Что именно?

— Свидание.

— С кем?

— С Князем.

— Зачем.

— Я хочу видеть его.

— А если это свидание не состоится?

— А если я задушу его в «черном вороне», когда нас повезут с суда? — Толик дрожал.

— Ну, это еще как сказать! Князь гуляет на свободе. А в «черном вороне» пока будут возить вас одного.

— Пишите адрес! — крикнул Толик. — Клязьма, улица Садовая, дом девять, маленькая дача с зеленой крышей, у колодца.

Захаров спокойно записывал.

— Московский адрес? — спросил сержант, стараясь не выдать своего волнения.

— Раменный переулок, дом четыре, квартира семнадцать. Летом он обычно живет на даче.

— Оружие?

— Пистолет и нож. Бойтесь ножа.

Клязьма. Небольшая подмосковная дачка с заросшим и глухим садом, обнесенная дощатым покосившимся забором.