Окраина города, последние домишки в сугробах, впереди белое поле.

— Слушай! — кричит Коготков. — Мне надоела эта игра в догонялки! Пристройся к нему вплотную и срезай угол, я буду прыгать.

— Не надо! А вдруг у него пистолет?

Бражников крепче сжимает руль и все же пристраивается к виляющему грузовику. Улучив момент, идет слегка наискось. Коготков привстал, держась за плечи Бражникова. Рядом трясется угол борта с дребезжащим железным запором. Коготков легко прыгает и повисает на борту. В кузове катается помятое ведро. Коготков оглядывается — Бражников припал к рулю и машет рукой. А что, если у Берегова действительно пистолет? Быстрота и натиск — великое дело. И он повелительно барабанит по кабине. Грузовик словно вздрагивает и начинает растерянно метаться из стороны в сторону.

Коготков вытаскивает пистолет, перегибается и осторожно заглядывает в кабину. Стекло запорошено снегом. Смутно виднеются руки на руле. Коготков прыгает на подножку около дверцы и, не давая опомниться Берегову, наводит пистолет в лобовое стекло.

Лицо Берегова каменное. Он впился в дорогу, словно перед ним никого нет.

— Остановись! — Коготков стреляет вверх.

Берегов даже глазом не моргнул. Грузовик нарочно бьется об ухабы, чтобы сбросить Коготкова. Внезапно резко сворачивает с дороги и громыхает по кочкам, едва присыпанным снегом. Недалеко торчат кусты. Но Коготков знает, что это вершины деревьев, которые растут на дне оврага.

«Подлец! Хочет машину сбросить, — мелькает у него. — Что же делать? Придется прыгать». Под рукой дребезжит капот. А вершинки летят навстречу. И тут приходит решение. Коготков сует в карман пистолет, отбрасывает с мотора капот. В лицо ударяет облако тепла, запах бензина и масла. Коготков нащупывает электропроводку и рывком разрывает ее… Он прыгает с подножки, выхватывает пистолет. Грузовик останавливается на краю оврага.

Дверца распахивается, и, тяжело дыша, усмехаясь, выходит Берегов.

— Молодец, парень, котелок варит! Жаль, что я не свернул его.

— Руки вверх! — приказывает Коготков.

Внезапно раздается шум мотоцикла. Коготков вздрагивает, но тут же вспоминает о Бражникове.

— Обыскать! — командует Коготков.

Бражников царапает подбородок, крякает и нерешительно подходит к Берегову. Чорт его знает, бандита, пырнет еще ножом. Противно ощущать его разгоряченное, потное тело. Бражников косится на Берегова, готовый отскочить в любой миг, и в то же время старается казаться спокойным. В кармане шинели нащупывает нож и пачку папирос. Отдает их Коготкову.

— Связать, — командует тот.

Бражников торопливо снимает свой ремень и связывает руки Берегова, сложенные на спине.

Друзья подсаживают Берегова в кузов. Коготков забирается туда же. Бражников исправляет электропроводку и осторожно выводит грузовик на дорогу. Здесь они втаскивают в кузов мотоцикл и возвращаются в город.

Недалеко от вокзала, в том месте, откуда началась погоня, быстро идут Склянка, Кисляев и Пляскин. Коготков стучит в кабину и спрыгивает на ходу.

— Благополучно? — кивает Склянка на Берегова.

— Везу в гости, — отвечает небрежно Коготков, а у самого, что есть мочи, колотится сердце словно не в груди, а где-то прямо под пиджаком, в кармане.

— Сержант Пляскин, доставьте задержанного в отделение! — чеканит он.

Стали совещаться.

Берегов гнал грузовик по этому переулку. Он упирается в железнодорожные склады. За насыпью есть один магазин. Коготков идет туда. Кисляев пройдет по улице вправо, а Склянка — влево.

— Вы позвонили в отделение в два часа, — говорит могучим басом сухой, но очень сильный Кисляев, — сейчас половина четвертого. Полтора часа прошло, значит успеем! Где-то ждут машину. Если ничего не обнаружите — сходиться на этом месте…

Коготков подходит к складам. Тихо. С другой стороны железнодорожной насыпи виднеются занесенная снегом речка, пустой деревянный мост. В конце его — ярко освещенный лампочкой небольшой магазин.

Старый паровоз, пуская в темноте белоснежные клубы пара, катает вагоны, формирует состав.

Паровоз вдруг останавливается около Коготкова, и оттуда выглядывает чумазый машинист.

— Товарищ, — таинственно говорит машинист, — а ведь магазин-то вроде как обчищают.

— Где? Какой? — прыгает на подножку Коготков.

— А вон в конце моста. Я, значит, катаю вагоны взад-вперед. Смотрю, крутятся около магазина двое. Сейчас не видать, наверно, уже внутри шуруют. Сбегал бы ты, товарищ, на вокзал. Брякни по телефону в милицию. Я бы сам, да не могу — паровоз…

— Спасибо, отец. — Коготков скатывается по насыпи в темноту.

— Куда ты один-то! Сдурел?! — кричит машинист.

Но Коготков уже на мосту. Выхватив пистолет, он подбегает к магазинчику. Да, замок сорван.

Коготков поднимает пистолет над головой. Уже гремит выстрел, когда он понимает, что сделал ошибку. Погорячился, как мальчишка.

Распахивается дверь, из магазина выскакивает маленький, толстый парень и взмахивает ломом. Коготков пятится и, не понимая, в чем дело, начинает падать. Он валится на спину, а ноги повисают на протянутой вдоль палисадника проволоке. Лом грохочет о мостовую, брызгают искры. Парень, подскочив к лежащему Коготкову, снова взмахивает ломом. Лейтенант выбрасывает руку, гремит выстрел, пахнет порохом. Парень падает.

Второй парень в кожаном пальто забегает сбоку и стреляет в упор. Коготков вздрагивает, и рука его тонет в снегу.

Раздаются свистки, снова грохочет выстрел.

Склянка, тяжело дыша, подскакивает к Коготкову.

— Товарищ лейтенант! — громко, испуганно зовет Склянка.

Коготков открывает глаза.

— А, это вы… — говорит он тихо. — Второй ушел?

— Захватили. Куда вас клюнуло?

— Кажется, в плечо. Болит…

— Ну, это ничего! Сейчас в больницу, — и все в порядке! — бормочет богатырь Склянка, поднимая Коготкова. — Погорячились. Ничего, бывает… Молодость…

Перед уходом Городулина на суточное дежурство жена напекла оладьев, поставила на стол соленые грибы и заварила крепкого чая. Покуда Алексей Иванович ел, она сидела в халате напротив мужа, подперев щеку ладонью.

— Свитер наденешь и шерстяные носки, — сказала Антонина Гавриловна. — Пистолет я положила в карман.

— Сколько раз просил, — привычно возмутился Городулин, — не трогай мой пистолет…

— Ox-ты, какие страсти, — зевнула Антонина Гавриловна. — Возьми деньги, пообедаешь в столовой…

Уже открывая дверь, Городулин, как всегда перед уходом, сказал:

— В случае чего позвоню.

По утрам до управления он любил ходить пешком. Маленький, толстенький, он шел не торопясь, заложив короткие руки за спину, по привычке с любопытством осматривая улицу. Исхожено здесь было, избегано, изъезжено…

На ходу он отдыхал. Ребята, бегущие в школу по освещенному солнцем проспекту, люди, торопящиеся по своим делам или стоящие на автобусных и троллейбусных остановках, — все они радовали Городулина.

На углу Мойки и Невского кто-то вежливо взял его за локоть.

— Привет, Алексей Иваныч! Как живы-здоровы?

Городулин обернулся. Рядом с ним, сменив ногу, зашагал Федя Лытков.

— Приехал? — спросил Городулин.

— Вчера, — до глянца выбритое лицо Феди сияло.

— Костюм, я вижу, новый справил, — сказал Алексей Иванович. — Когда приступаешь?

— Сейчас, наверное, в отпуск пойду, — после учебы полагается, ведь. А что у нас новенького? — спросил Лытков.

— В Усть-Нарве разбой. В один вечер три буфета взяли. Милиционера пырнули ножом.

Федя присвистнул.

— Задержали?

— Шибко ты быстрый. Мы с Белкиным три недели маялись там…