Он медленно выдыхает и качает головой.

– Я не думал, что в этой жизни найдется женщина, которая заставить меня ждать ее в общежитии университета, – отвечает он. – Но опять же, я не ждал тебя, мисс Сапожки.

Ну, черт, на это у меня нет ответа. Какое-то время я смотрю ему в глаза, а затем киваю, ощущая странную интимность между нами. У парня самые невероятные голубые глаза, что я когда-либо видела, и это несомненно привлекает мое внимание.

Он помогает мне надеть пальто, и мы направляемся на улицу. Пока Сойер придерживает для меня дверь авто, я осознаю, что все еще не знаю, куда мы направляемся, и это мило. Не планировать свидание чертовски офигенно. Мне не нужно думать об этом. Не нужно спрашивать его, что он хочет делать, или волноваться, чтобы он провел хорошо время. Я просто могу веселиться. Сойер может делать все, что пожелает. Ну только если он не собирается повести меня в стриптиз клуб.

Мы доезжаем до Пятой улицы, что совсем недалеко от кампуса, когда я вспоминаю, что гуглила его сегодня. И теперь знаю слишком много. Например, его второе имя (Томас), и его день рождения (27 января), и его состояние (огромное). Я знаю все, что пока не должна знать. Вероятно, на меня он накопал не меньше информации, однако, мне все еще кажется это диким. Может быть, это всего лишь одна из миллиона частичек информации о нем, но все равно от ее осознания я чувствую себя странно. Вне сомнений, существует еще миллиарды частичек этого мужчины.

Я ерзаю на месте, а затем интересуюсь, как прошел у него день на работе.

– День выдался довольно утомительным. Мне пришлось сидеть на встрече с жестокой эрекцией в штанах.

– Извини, – бормочу я. Я даже бормочу это без сарказма.

– Что такое, мисс Сапожки? Нет колких ответов? – Мы останавливаемся на светофоре рядом с больницей. Скорая помощь проносится мимо нас с сиреной и мигающими огнями, освещая синим и красным наше авто.

– Ничего такого. – Я качаю головой и сажусь ровнее.

– А, ты наконец-то погуглила меня, верно? – спрашивает он, усмехаясь.

– Гм, да.

– Не делай этого. Не веди себя иначе.

– Потому что это тебе нравится во мне? Никто больше не называет тебя в лицо мудаком?

– Тяжко, реально очень тяжко найти кого-то с таким уровнем честности. Я рыдаю в сделанные специально для меня плотные салфетки Kleenex. Конечно, я мог бы попросить Siri назвать меня мудаком, но сложно относиться к подобным заявлениям от телефона, знаешь ли? В голосе Siri не хватает раздраженности.

– Ничего подобного, – отвечаю я, но все же улыбаюсь.

– Не обманывай себя, Эверли Дженсен. Вот попробуй прямо сейчас.

Теперь я смеюсь, но все же вступаю в его игру. Я снимаю блокировку телефона и нажимаю кнопку, тем самым включая Siri, а затем прошу, чтобы она назвала меня мудаком. Когда она отвечает, ее роботизированный голос просит разрешение назвать меня "мудаком", и на этом мы начинаем хохотать.

Я все еще не могу прекратить хихикать, когда мы заезжаем на многоуровневую стоянку. Я вижу логотип Ритц-Карлтона, когда мы проезжаем мимо него. Серьезно? Ладно, хорошо, в некотором роде я надеялась на то, что мы сможем пропустить часть свидания, но отель? Все миллиардеры одинаковые. Я встречала только одного, но вероятно, все они одинаковые. Высокомерные. И странные. Отель? Его дом прекрасно бы подошел.

– Не могу поверить, что ты привез меня в отель, – ахаю я. – Это твоя версия смотреть Netflix и зависать? Знаешь ли, это не круто, Сойер. Не круто. – Я действительно сейчас возмущена и машу руками во время своей речи. – Отель? Ты один из этих странных миллиардеров, которые не могут даже привезти женщину к себе домой? Ты же сказал, что мы пойдем на свидание. – Я заканчиваю фырканьем, роняя руки себе на колени.

Твой ход, Соейр.

Он паркуется и выключает двигатель, а затем поворачивается ко мне, закидывая руку за мой подголовник. Парень наклоняется вперед, и наши взгляды встречаются за секунду до того, как Сойер отвечает.

– Я живу здесь, – говорит он с абсолютно спокойным выражением лица. – Не в отеле, это было бы… – он выдерживает паузу, вспоминая мою формулировку, – по-миллиардерски странно для меня. Я живу в жилой башне. В кондоминиуме, а не в гостиничном номере.

О.

– А еще я просто паркуюсь. Мы пойдем в Парк Любви. В паре кварталов, – он указывает мне за плечо, – отсюда.

Вот же дерьмо. Я постукиваю пальцем по подбородку, пытаясь придумать, как выкрутиться из этой фальшиво гневной ситуации, когда Сойер наконец-то прекращает имитировать невозмутимость и усмехается.

– Ты ужасная актриса, Эверли.

– Это не так! – Не могу поверить, что он сказал мне это вот так просто. Моя драма на высоте.

– Это так.

– Поверь мне, ты бы удивился, узнай, с какими ролями мне приходилось справляться, – хвастаюсь я. Постойте. Мне, вероятно, не стоит говорить этого вслух. Я хмурюсь и прикусываю губу.

– Я и не сомневаюсь, мисс Сапожки. Ты стала постоянным источником веселья моей жизни, это точно. Даже еще до того, как мы познакомились. А сейчас мне все время тебя мало.

– Ты не думаешь, что я немного перегибаю? – Я задерживаю дыхание. Все думают, что я постоянно немного перегибаю.

– Нет, никогда.

Мы выходим с парковки, и он берет меня за руку, словно делает так всегда в течении всей нашей жизни, и это мило. Не уверена, куда мы идем, но как только мы заворачиваем за угол площади Пенн на пятнадцатой улице, я вижу огни парка Любви прямо перед нами.

– Ты ведешь меня в Рождественскую деревню? – Я чувствую, как усмешка расцветает у меня на лице. Каждый декабрь в городе открывают уличный базар, напоминающий традиционную предрождественскую ярмарку в Германии. Я слышала о нем, но в течение трех с половиной лет в Филадельфии так и не сходила ни на один.

– Я думал, мы можем прогуляться, а затем поужинать.

Это идеально. Погода сегодня превосходная, как раз достаточно прохладная для создания предрождественского фестивального настроения, но при этом на улице не мерзко. Парк уставлен деревянными киосками, в которых представлен широкий ассортимент ремесленных изделий, керамики, украшений, игрушек, почти всего, о чем вы могли бы подумать. Ну, и конечно, еды. Претцели, штрудели, имбирные пряники, блины, штоллен, братвурст, шоколад и бельгийские вафли. Заканчивает круг пара киосков с вином и горячим шоколадом, что вызвало бы у вас полнейший восторг.

Мы идем вдоль выстроенных в линию киосков по периметру фонтана, сейчас переделанного в гигантскую рождественскую ель, которая, должно быть, раза в два выше обычной ели. Здесь полно народа, и мы ходим между всем этим, пока Сойер уверенно держит меня за руку. В одном из киосков мы обнаруживаем щенка, играющего со своей матерью, к слову, его зовут Сэм. Мы обсуждаем матерей, которые так сильно любят читать, что называют детей и домашних питомцев именами книжных героев или в честь авторов книг. Говорим о том, как раздражало в первом классе, когда все называли меня старомодным именем Бэверли, и как я решила отбросить букву Б и вместо этого стала представляться всем Эверли. Но в тайне я любила каждую книгу, написанную Бэверли Клири и все еще храню их в укрытии чердака над моей спальней в доме родителей.

Мы покупаем глинтвейн со специями, который я так люблю, и Сойер отказывается даже пробовать, а штоллен, который по моим ожиданиям, должен был бы оказаться сухим, словно бискотти, скорее напоминает пряничный пирог и по факту, это вкусно. Мы смеемся, когда наталкиваемся на рождественские украшения, сделанные из старых читательских библиотечных билетов, и решаем купить их для обеих наших матерей.

Атмосфера вечера несомненно романтическая, и городские огни освещают это место словно фрагмент Северного полюса, перенесенного в городской парк как по волшебству.

Я замечаю киоск с немецкими сосисками и тащу туда Сойера.