– В чем дело, сударь? – воскликнула она тоном оскорбленной королевы, который так удавался настоящей Арманде. – Вот так прием! Что на вас нашло?

– Что нашло, нашло… Я узнал кое-что касающееся вас, сударыня!

И он обрушил на нее поток претензий, упреков и ругательств, отчего молодая женщина побелела как полотно. Интересно, что он мог узнать? Пытаясь разобраться в этой гневной тираде, она пришла к выводу, что любовник ставил ей в вину кое-какие амурные делишки прекрасной Арманды… Единственно верным решением было продемонстрировать характер.

– Если позволите вставить слово, то я хотела бы заметить, что в вашей ревности отсутствует логика. Мне нужно обладать поистине сверхъестественными способностями, чтобы посвящать себя искусству, как я это делаю, отдавать оставшееся свободное время вашей милости и сверх того участвовать во всех этих любовных авантюрах, которые вы мне приписываете!

– Тогда поклянитесь, что между вами и Гереном д`Этрише ничего нет, клянитесь самой страшной клятвой!

– Да клянусь же, клянусь! – вскричала молодая женщина с удвоенной энергией, ибо совесть ее была абсолютно чиста относительно упомянутого Герена. – Но раз уж вы задались целью меня обидеть, смиритесь, что этим вечером я вас покину. Одиночество и спокойствие помогут вам осмыслить ваши безумные обвинения.

– Но постойте, поймите…

– Не желаю! Ничего не хочу слышать… кроме извинений, когда вы осознаете целиком ваши жестокость и несправедливость по отношению к несчастной женщине, которая слишком к вам благосклонна.

И не дав обожателю произнести ни слова, величественная в оскорбленном достоинстве, Мария покинула поле брани и села в двуколку, поддерживаемая госпожой Леду, которая успела ей шепнуть:

– Дела – хуже некуда. Исчезни на несколько дней, а я попробую его успокоить.

Но пожар затушить оказалось делом сложным. Президент продолжал буйствовать, и когда на следующий день в обычный час свидания лже-Арманда не явилась, он пришел в такое неистовство, что госпожа Леду, на сей раз всерьез напуганная, не рискнула попасться ему на глаза. Судя по грохоту, неудовлетворенный любовник вымещал ярость на мебели. Еще днем, когда судья встретился с квартирной хозяйкой, он лишь сухо поздоровался, не добавив ни слова. Облака сгущались, и госпожа Леду подумывала, не лучше ли ей уехать на время в деревню, якобы для ухода за больной матерью, которую она потеряла много лет назад. Ох, как ей хотелось, чтобы жилец поскорее убрался к себе в Дофине, чтобы там, среди величественных гор, способствующих успокоению, обуздать свои любовные муки.

Ночь для нее прошла в душевных терзаниях. На следующий день пополудни она увидела, как жилец вылетел из дома пулей. Франсуа Леско так спешил, что она не осмелилась его остановить и только спрашивала себя, куда это он мог так мчаться.

А он просто-напросто отправился в «Отель Генего» в надежде узнать новости о своей возлюбленной, поскольку ярость и гнев в нем уступили место беспокойству и раскаянию. Он не мог себе простить позавчерашней грубости. Чувствительные нервы актрисы наверняка не выдержали, и очень возможно, что она закрылась теперь у себя, больная, обессиленная… Конечно же, вчера она была не в состоянии играть на сцене и вряд ли сможет сегодня. И он спешил броситься к ее ногам, чтобы молить о прощении.

Но его поджидал сюрприз. В театре ему сказали, что накануне мадемуазель Мольер прекрасно играла, что она пребывает в полном здравии и сейчас преспокойно готовится к выходу на сцену. И тут же, забыв о своем обещании не показываться на представлениях, наш президент выкупил для себя одного большую ложу, предпочитая не смешиваться с толпой шумных молодых людей, которые загромождали пространство по обе стороны сцены[73], и надеясь, что так Арманда обязательно его заметит.

В тот вечер давали «Цирцею» Тома Корнеля[74], где главную роль, разумеется, исполняла Арманда Бежар. Когда она появилась на сцене в серебристом хитоне с большим вырезом, украшенном страусиными перьями и усыпанном блестками, Франсуа Леско в любовном порыве, забыв обо всех обидах, завопил так, что перекрыл шум аплодисментов:

– Никогда вы не были столь прекрасны! Не будь я и так без ума от вас, влюбился бы сегодня!

Пламенная декларация судьи рассмешила весь партер и вызвала снисходительную улыбку примадонны, которая давно привыкла к восторженным заявлениям поклонников. Но дело стало принимать нежелательный оборот, когда президент в пароксизме любовной горячки принялся посылать воздушные поцелуи, размахивая руками да еще издавая стенания, от которых чуть не посыпались декорации, делая упор на совершенстве игры актрисы и ее красоте.

Леско подмигивал, делая «особые» знаки глазами, говорил сам с собой и в конце концов устроил такой тарарам, что публика, которую первое время забавляли выходки этого славного малого, начала терять терпение. Подоспел полицейский и сделал ему вежливое предупреждение: либо он успокоится, либо его выдворят из зала.

Президент урок усвоил, но едва опустился занавес, опрометью бросился за кулисы, отыскивая уборную своей возлюбленной. Даже не дав себе труда постучаться, он с видом собственника ворвался к той, которую считал своей любовницей.

– Подите прочь, сударь! Какая дерзость! Что вам здесь нужно?

Франсуа закрыл за собой дверь, но не двинулся с места.

– Полноте, душа моя, успокойтесь и помиримся, наконец! Я пришел сюда молить вас о прощении… позвольте я помогу вам переодеться, вы любили, когда я…

И продолжая улыбаться, он приблизился к актрисе, отскочившей и спрятавшейся за ширму с возмущенным криком.

– Вы – сумасшедший, сударь! Не знаю, кто вы такой, но приказываю вам немедленно убраться! Невиданная наглость! Кто позволил…

– Кто позволил? Да вы сами, моя прелесть! Думаю, раз двадцать я помогал вам одеваться! И вы, не стесняясь, утверждаете, что меня не знаете?

Арманда Бежар не отличалась большим терпением, она продолжила его отчитывать и королевским жестом указала незваному гостю на дверь.

– Если я вас и не знаю, то догадываюсь, кто вы – безумный старик! Сударь, за кого вы себя принимаете?

Франсуа сел на стул, скрестил ноги и улыбнулся:

– За вашего любовника! Вы обходитесь мне слишком дорого, чтобы вам было позволено не узнавать меня при встрече.

Внезапно он встал со стула, и улыбка сошла с его лица.

– Довольно ломать комедию, Арманда! Помню, что обещал не появляться в театре, но ведь и вы обещали каждый вечер навещать меня.

– Вы утверждаете, что я вас навещала? Ваша любовница?! – взвыла актриса, едва дыша от ярости.

– Не просто утверждаю, клянусь! Прибавлю, что вы сильно меня разочаровали, я и не подозревал о вашем коварстве.

Звонкая пощечина прервала его защитную речь. Но президент быстро оправился. Чувство попранной справедливости позволило ему перейти в наступление. Состоялся «обмен любезностями» с помощью рукоприкладства, пока наконец актриса не вышла из себя и не позвала на помощь. На ее крики мгновенно сбежались поклонники из публики, актеры, театральные служащие и пара-тройка полицейских, за которыми послал директор.

Дрожа от возмущения, Арманда рассказала, что произошло, обвинив незнакомца в оскорблении достоинства и побоях, так что президента Гренобльского парламента, назвавшего, разумеется, свою должность и титулы, поместили в кутузку, как обычного воришку.

Ночь он провел в Малом Шатле[75]. Ночь, полную горечи и неудобств, которая навела Леско на еще более горькие размышления. Утром его освободили за солидный залог, и он продолжал настаивать, что Арманда Бежар была его любовницей и получила от него кучу подарков на значительную сумму, – больше он не считал нужным церемониться.

Актриса, полагая, что судебное дело против этого наглеца, богача, да еще и государственного чиновника послужит ей дополнительной рекламой, подала на обидчика в суд. Тут же было назначено расследование, и, естественно, главным свидетелем, названным Леско, оказалась госпожа Леду.