— Спасибо Всевышнему, Отцу нашему Господу Богу и Святому Духу! — и перекрестились казаки с благодарностью. — Не даёт он нам пропасть, казакам, детям его!
Стала и у нас жизнь налаживаться, построили мы большой дом и стали жить одной семьёй. Постепенно купили себе и коровку и лошадку, всё, что для жизни надо. Но всё равно мы не могли считать себя свободными, так и висел над нами дамоклов меч закона. А жизнь всё равно была невыносимо тяжёлой, на лесоповале болезни и множественные несчастные случаи губили людей. Страшно было смотреть на лесорубов, которые выжили после укуса заражённого энцефалитом клеща. Выжил человек и сам себе не рад, не слушаются его руки и ноги и даже голова. Все они болтаются в разные стороны и, похоже, никак не подчиняются своему хозяину. Это нарушена у человека центральная нервная система. И язык его изо рта выпадает и слюни текут по нему. Плачет несчастный человек, ведь мозг у него работает чётко и ясно.
Зимой мы работали по пояс в снегу и все нещадно выматывались. И люди и лошади не жалели себя. И кто больше страдал из нас, в таких условиях, было неясно. А вот с дерева сорвался «рябчик», огромный сук, что висел на кроне целого дерева. Их много таких «рябчиков» зависает на соседних деревьях. После трагичного и грандиозного падения спиленного исполина. Его уже нет рядом, он, как и человек, выпал из бытия. Только молчаливые стражи его и остались, на чужую беду!
Раскачает ветер деревья и рябчики к земле устремились, тяжко им висеть там в одиночестве. А тут и жертва подвернулась, и раскалывает ей рябчик голову, до самых плеч, как ножом режет. Не долго мучается такой осуждённый, умирает почти мгновенно. Что у него осталось в памяти из своей, этой нечеловеческой жизни, никто уже не узнает.
— Отмучился бедный! — только и скажут его товарищи по работе. — А нам ещё сколько терпеть осталось, и никто того не знает.
Перекрестятся мужики и снова за работу. Не дай Бог норму выработки не выполнишь, тогда уже точно тяжело тебе придётся и жить и работать, а семье и того хуже. И, в итоге, редеют ряды осуждённых, хотя до последнего звонка им ещё долго тянуть. Дожить сумеют только счастливчики! Но кто они? И долго ещё потом им будет сниться падающие на них деревья. И предсмертный вопль раздавленного товарища или родственника, которому уже ничем не помочь, умирает он. Зато другой умирает быстро — бьет его спиленное дерево в грудь, как катапультой, со всего маху. Скололось оно на сломе и не стало падать, куда надо лесорубам. А захотело оно прихватить с собой человека в свой последний путь. И оно ведь живое. И ему чувство законного мщения совсем не чуждо. Вот и ушли из этой жизни два разных организма, тесно им стало в этом мире и никак не ужились они вместе. И что самое странное, они никогда не питали враждебности друг к другу. Так бы и жили они счастливо, но судьба это, что свела их здесь, и подтолкнула обоих на последний шаг отчаяния. И деревья страдают, но за что? Кто их осудил? И безмолвствуют они, погубленные и расфасованные по частям. Может быть и мы, люди, сможем когда-то услышать на их, понятном уже нам языке, наше осуждение. И возможно, что презрение к нам. Но нам, осужденным на это деревоубийство, наверно не дожить до этого чуда. А пока только ясно одно — и они, как и мы, умерли по чьей-то враждебной воле.
И пока я так рассуждал о своей никчемной жизни, и вообще о смысле нашей жизни, на заснеженную полянку вышел гималайский белогрудый медведь. Он меньше по размерам бурого медведя, но и он бывает очень опасным для человека. И часто, при всём своём кажущемся миролюбии, этот зверь непредсказуем.
Первыми медведя, как всегда, почуяли лошади. Но на этот раз он и их обманул, зашёл к нам на деляну с подветренной стороны, совсем, как на охоте. Только кого он выберет объектом своей охоты, это ещё был большой-пребольшой вопрос. Лошади не стали ждать его окончательного выбора и срывались со своих лёгких привязей. И куда их теперь понесла нелёгкая, они и сами того не знали. Медведь не очень удивился этому, потому что мы с Романом остались на месте. И всё же он не решался сразу напасть на людей. Хотя и у него были свои причины не только не доверять нам, но и ненавидеть людей. Во-первых — он не ложился, как и положено всем нормальным медведям, в зимнею спячку в свою добротную берлогу. Кто-то помешал ему это сделать вовремя, другой зверь или человек. Возможно, что и берлоги-то, у этого грозного и голодного странника-шатуна, вообще не было. И, как говорится, никакого вида на постоянное место жительство, как и у нас, у него нет. Странно всё это звучит, но здесь мы с медведем стоим, как бы на одной ноге, он и мы — пришлые люди. И мы тоже почти что звери, голодные и озлобленные.
Возможно, что зверь был раньше болен. Или ранен был в стычках с другими медведями. В их постоянной борьбе за свой охотничий участок. Или же был ранен человеком. И тут почти всё, как и у нас, людей, стычки конфликты, кровь и страдания. И всё же, медведь решил атаковать людей, и у него сейчас не было другого выбора, уже месяц у него не было ни крошки в желудке. Роман схватил длинный шест, которым мы подпирали подпиленные деревья и затем валили их в нужную сторону. Но медведь одним ударом лапы сломал его как щепку. От неожиданности Роман потерял равновесие и завалился набок и в снег. Я понял, что сейчас он, как никогда в опасности. Потому что, если хищник видит убегающего человека или зверя, то считает все это лёгкой добычей, и уже никогда не упустит её. Успел я снять с сучка на дереве свой ватник, потому что мы всегда работали без них, даже в сорокоградусные морозы. Благо, что всё под рукой находился. И выдвинулся на передний план, заслонив собой лежащего сына. Не понравилось это всё медведю, и он стал подниматься во весь рост, чтобы с яростью обрушиться на меня. Пена висела на его пасти, и злобно сверкали глубоко посаженые глаза. Его ярости не было предела. Неужели и эту добычу у него отнимают. Швырнул я телогрейку свою чуть ли не прямо ему в клыкастую пасть. И хищник с радостью сгреб её, злобно клацнув зубами. Так и не поняв, что же это такое, и так неожиданно прилетело. Хищник всегда соображает намного позже своих инстинктов, те у него раньше включаются. И медведь поступил так, как и должен был поступить. Я хорошо знал, что медведя тоже можно свалить с его крепких ног, если знать, как это делать. Есть такие приёмы у опытных борцов.
Бывало такое, что я и сам делал так, когда боролся с ручным медведем. Но и ручные звери приходят в страшную ярость от своего поражения. Поэтому, лучше в таком случае дальше борьбу с ним не продолжать, а сразу же уходить подальше. Как говорится, с глаз долой. Иначе плохо всё это кончится. В этот момент я и сам превратился в хищника, сработали и мои врождённые инстинкты. Ловко я поднырнул под его, уже занятые моей фуфайкой, передние лапы. И одним мощным движением своего тела подорвал его заднюю лапу. Лишился медведь своей опоры и стал резко заваливаться на спину. От неожиданности его передние лапы раскинулись в стороны, чтобы как-то удержать равновесие. При этом моя изодранная телогрейка резко отлетела. А медведь, как опытный борец, сохранил своё ощущение тела. И так, уже резко перегруппировавшись, гулко припечатался к земле всей своей массой. Совсем, как в мирной борьбе. Но и я не терял времени даром, ведь и я был в тот момент ловким и матёрым хищником. И я не упустил своего момента. Мой острый охотничий нож молниеносно ударил медведя в его, уже не защищённое когтями и лапами, сердце. Успел я ещё и уберечься от задних лап поверженного медведя, отскочив резко в сторону. Но на дальнейшее ведение борьбы у меня уже не оставалось сил, и вряд ли бы я смог продолжать наш смертельный поединок. Но и тут зверь ещё не сдавался. И успел перевернуться на лапы, и силился подняться с земли и дотянуться до меня. Но и Роман не терял зря времени. И он уже был готов защитить меня. Удар полностью парализовал зверя и лишил его всякого движения, зверь умирал.
Когда прибежали люди, то я сидел возле ствола дерева, которое мы так и не допилили с Романом.
