— Мерзкая погодка, что и говорить. — Хозяин положил пистолет на край стола. Гость усмехнулся.

— Однако вы внимательны к гостям. Это — что? Осторожность или привычка?

Хозяин повернулся к нему.

— А вы сами не забыли схватиться за свою игрушку, увидев меня. — Он сделал старомодный радушный жест. — Прошу садиться. Это, если хотите, привычка. К осторожности…

Абажур лампы прятал лицо хозяина. Гость недовольно покосился на лампу.

— А у вас, милый мой, это больше, чем осторожность. — Хозяин внимательно смотрел в бледное, с тонкими правильными чертами и коротко подстриженными светлыми усиками лицо гостя, отметил слегка припухшие веки и тени усталости под скулами. — Тяжело досталась поездочка?

Гость встал и остановился перед хозяином, раскачиваясь на носках.

— А что? Путевочку в санаторий приготовили? Смотрите, мне полагается. — Он недобро улыбнулся в лицо хозяину. — Пришлось кончить одного.

Он достал из кармана массивный никелированный кастет и хвастливо подбросил его на ладони.

— Прекрасное оружие. Бесшумное и безотказное. В умелой руке, конечно. Так что я в своем роде ударник. А вы — хозяин. Так премируйте. Ведь это здесь, у вас, практикуется.

Хозяин провел по лысине длинной темной ладонью.

— Вообще — да. А у меня — нет. Здесь — это пока еще не у меня. И зарубите себе на носу, молодой человек. Здесь легко можно получить путевку. В дом отдыха. Прекрасные условия: четыре стены, тишина, надежная охрана и небо в крупную клетку… А вот вы сами проговорились своим «здесь». Значит, вы оттуда? — кивнул он подбородком на окно. Гость согласился.

— Выговор чистый. Долго учились?

Гость пожал плечами.

— Разговор выходит за рамки служебного. Впрочем, я не отвечаю за последствия. Вы первый затеяли его. Меня не упрекнут в болтливости. Но ответить могу. Язык знал с детства. Потом начал было уже забывать. Помогли три с половиной года плена. Практика богатая… — Он заглянул в темную спальню, неприметно зевнул. — Лисовский… Лисовский… Надо полагать, это не единственная ваша фамилия?

— Здесь задаю вопросы я. А вы отвечаете. — Лисовский встал и подошел к гостю. Высокий и костлявый, он был на голову выше широкоплечего пришельца. — Вам это надо знать. Впрочем, это извинительно. Вы устали, наверное, не знаю уж как величать вас по имени-отчеству.

— Николай Петрович Пряхин.

— Неглупо. Ничто — даже имя и фамилия — не должно бросаться в глаза и резать уши. Русские люди не те стали, что в светлой памяти мои времена. Да, не те. Они научились делать такое, что вашим там и не снится. И думать. Да так, что один неосторожный шаг… Я не ошибусь, сказав: едва ли он кончится благополучно. Впрочем, что же это я? Вас покормить надо. Нотации — плохая пища для «ударника».

Он полез в духовку. Вкусно запахло жареным мясом. Пряхин голодными глазами следил за хозяином. Тот перехватил его взгляд и ухмыльнулся.

— Отведайте, сам готовил. Живу, как видите, бобылем. Раз в неделю соседка моет полы. — Старик поколебался, достал из шкафа бутылку водки и две стопки. — Выпьете с ветерка?

Гость кивнул.

— Сегодня о деле говорить не будем. Я не расположен, да и время терпит. — Лисовский залпом выпил стопку и шумно втянул воздух ноздрями пористого носа. Поглядел из-под кустистых, с прозеленью, бровей.

— Знаете, соскучился я по настоящему интеллигентному собеседнику, с которым не надо следить за каждым словом и опасаться, что сболтнешь невпопад. Поэтому прошу не думать, что я выпытываю у вас личные или служебные тайны. Этот частный разговор останется между нами. — Он скупо улыбнулся. — Пока вы мне нравитесь. Есть в вас эдакое… — Лисовский щелкнул пальцами.

— Идейность проглядывает? — усмехнулся гость.

— Нет, Николай Петрович, или как там вас еще зовут. Какая уж у нас идейность. Бесконечная, неутолимая злоба, ненависть… Русский язык богат. Синонимов можно подобрать много. Вы человек свой, поймете. Молчать иногда трудно… Вот слушайте. Перед первой мировой учился я в Петербурге, в Технологическом. А здесь — на счастье или несчастье — окочурился мой папаша. Первой гильдии купец и рыбопромышленник. Гремело его имя в этих краях. Великий блудник был папаша. Ни одной девки или смазливой бабенки на промыслах не пропускал. Туземками тоже не брезговал. Позже я узнал: доставили ему какую-то девчонку-туземку в его здешнюю резиденцию. А тут, смотри, жених и еще какой-то русский парень явились: отдай, дескать. Папаша приказал принять их в плети. Туземца уже забивать начали, свалился. А русский парень подскочил к отцу и всадил ему охотничий нож по рукоять в брюхо. Так и стал я богатым наследником. Быстро узнали. Начали увиваться около меня разные. Познакомили с видными столичными людьми. Был среди них такой писака Аркадий Аверченко — лизоблюд и остряк. Удрал от революции за границу. Как, собственно, удрали и вы. Впрочем, не вы, а ваш батюшка…

Гость смотрел на хозяина в упор. Его раздражали эти бесконечные вводные слова. «А умная бестия. Интересно, кому он еще служит?» — думал он.

— …Так вот, уже в советское время мне попалась его книжонка, бог весть какими путями перешедшая государственный рубеж. Об этой книжонке писал Ленин. Все в ней было правдиво… И мерзко. Называлась она «Осколки разбитого вдребезги»… Так-то, батенька…

Лисовский резко поднялся. Тяжелая рука задела стопку, стаканчик подкатился к краю стола, упал и разлетелся на полу, коротко и жалобно звякнув. Уродливая тень на стене выпустила черный отросток, он вытянулся в сторону окна и замер.

— Никогда не следует забываться, — пробормотал старик… Пряхин сидел, уставившись в корку хлеба на столе, и ковырял вилкой скатерть.

— Так вот, батенька, мы с вами и есть эти «осколки разбитого вдребезги»… — Он погрозил пальцем в окно кому-то невидимому. — Пусть не забывают: и осколки могут сделать очень больно. От них можно тяжело захромать! — Лисовский рассмеялся и грузно плюхнулся на стул. Нога в грубом сапоге с хрустом давила осколки стекла. Старые часы в темном облупившемся футляре хрипло пробили два раза. — Ложитесь спать, — приказал хозяин.

Когда Лисовский разбудил Пряхина, тот сначала непонимающе уставился на хозяина, потом наморщил лоб и быстро вскочил. В небольшое, заставленное горшками с геранью окно брезжило туманное утро. После завтрака Лисовский сказал:

— Хватит лирики. Вчерашний разговор считаем приснившимся нам обоим. Теперь поговорим о деле. На какое амплуа вы подготовлены?

— На разные… Нищего, например, — ответил Пряхин.

Мгновение — и его будто подменили. Перед Лисовским сидел убитый горем пожилой человек.

— Хм… Сделано талантливо. Замысел бездарный. Эти тупицы ничему не научились. Фигура явно из немецкого арсенала. Нищий… — презрительно фыркнул Лисовский. — Неужели они не догадываются, что нищим здесь делать нечего. Идиоты. Вот уж, действительно, кого бог хочет покарать, того он лишает разума. А мы им служим. Да понимают ли они, что нищий будет здесь самой приметной фигурой, на которую все обратят внимание? А в первую очередь — милиция. Нет, нет! Только таким, который ничем бы не отличался от здешних людей. Рыбак, строитель, грузчик, рабочий-засольщик, охотник, счетовод, продавец в магазине, пригородный колхозник — вот кем вы должны стать. Таких теперь стало много. В их массе вас не будет видно. Это люди труда, а к ним здесь доверие большое. Покажите руки. — Он внимательно оглядел руки Пряхина. — Ничего, сойдет. Особенно немытые. Вид у вас подходящий. Лицо вот тонкое. Впрочем, это ничего. Разный люд попадается в здешних краях. Усы можете пока оставить. В случае нужды сбреете. Сегодня вечером я познакомлю вас с номером девяносто девять. Это талантливая фигура. Сами убедитесь. Имя добыто убийством. Все концы спрятаны. Злости — полный короб. Принципов, с моей точки зрения, никаких. У вас общая задача. Надо проникнуть в район Скалистого мыса. Способов не указываю. Подойдет все. Надо убить кого-нибудь и устроиться на освободившееся место — убивайте. Надо жениться на ком-нибудь — женитесь. Словом, делайте все. А девяносто девятый — вообще национальности наших хозяев. Вы не связаны законами этой страны. Заодно сообщаю: успех сулит многое. Правда, я не посвящен в детали, но имею информацию: в этом заинтересованы могущественные лица. И цена этому — богатство, обеспеченная жизнь. То, что отняли у меня и чего никогда не было у вас. Это не путевочка в санаторий, которую вы просили вчера. Вы прошли годичный курс. Не меня вам слушать и не мне вам говорить. Однако считаю своим долгом напомнить еще раз: здесь не так-то просто найти таких, которых бы прельстили деньги. Разве что какой-нибудь пропойца или вконец запутавшийся с женщинами тип поймается на это. Обращайте внимание на молодежь. Молодость мыслит прямолинейно. У молодого легче вызвать сочувствие, разжалобить его слезливой историей. Молодые легче увлекаются, а значит, и легче запутываются. У них не такие зоркие глаза, как у зрелых людей. Их легче обмануть. Не забывайте этого. Но помните и другое: молодежь в этой стране берегут, и она совсем не похожа на знакомую вам молодежь Соединенных территорий. Будьте осторожны.