Оборванная лыжня Днем морозным, Петергофским парком Шел я по накатанной лыжне. Было мне и весело, и жарко, И чуть-чуть тревожно было мне. Про себя я пел мотивчик вальса. Вдруг я замер. Дальше не могу. Чей-то след к дороге оборвался, Сломанная лыжа на снегу. Ну, конечно, что могло случиться… Два шага — все будет хорошо. Но вот друг мой шел за Синей Птицей, Шел сквозь снег, да так и не дошел. Песню не допел, не сел на поезд, Не доехал и не рассказал. Словно неоконченная повесть — След оборван, нет пути назад. И сейчас глаза закрою — вижу То, что болью тронуло меня: На снегу поломанная лыжа, К людям не дотянута лыжня. Примерно 1972 Осенние письма
Потянуло, потянуло Холодком осенних писем, И в тайге гремящий выстрел Ранил птицу и меня. Думал, все во мне уснуло, Не важны ни боль, ни смысл… Защемило, затянуло В печь осеннего огня. Что же делать, что же делать? Постучаться в ваши двери И, как будто от убийцы, От себя себя спасать? Первым к вам войдет отчаянье, Следом я — ваш Чарли Чаплин, Жизнь, как тросточку, кручу я, Сделав грустные глаза. Невезенья, неурядиц Стал замерзшим водопадом. Мне тепла от вас не надо, Не тревожьте водопад! Только осень — листопадом, Только ты — последним взглядом. Я ж просил тебя: «Не надо», — Всё вернули мне назад. Уезжал в зеленый омут, Убегал в волшебный город, И прыжкам сквозь арки радуг Сам себя тренировал. Знал же, знал, что не поможет, Приобрел ненужной ложью Пустоту ночей бессонных И восторженных похвал. Потянуло, потянуло Холодком осенних писем, Желтых, красных, словно листья, Устилающие путь. И опять лицом в подушку — Ждать, когда исчезнут мысли, Что поделать? Надо, надо Продержаться как-нибудь… Конец сентября 1965 Темиртау Осенняя композиция А ночь надо мной распустила хвост — Павлиний хвост небес. Я — Мальчик-с-пальчик, я хворост принес, Пустите меня к себе! Где много света и много людей, В камин связку лет и бед! Гарун Эль-Рашидом я был везде, Пустите меня к себе! Я буду наряден, как Кот в сапогах, Поймаю вам мышь на обед. И кое-что смыслю я и в коньяках, Пустите меня к себе! Вся в желтом и красном осень-маляр Раскрасила холст небес… А я продолжаю вас умолять: — Пустите меня к себе! Я снова иду по земле людей, Добрей стал, а кожа — грубей. Я Рип ван Винкль, сто лет спал нигде — Пустите меня к себе! Добрей и ненужней найди короля, Я этим обязан судьбе. Я глупый философ, я ослик Иа, Пустите меня к себе! 20–23 августа 1966 Каз Остаётся Ну убежишь, ну убежишь за горизонт, А ведь уже не тот азарт. Какой, скажи, какой, скажи тебе резон, Когда не держат тормоза? Когда другим глядеть в глаза, Как раньше, просто нету сил, — И от себя не убежать, И остается только ждать И жить как жил. Вот так всегда, когда проходишь рубежи, Где без расплаты чудеса. И навсегда однажды выдумана жизнь, А в самом деле — полчаса. И остается только ждать Под синью напряженных жил, — И от себя не убежать, И остается только ждать И жить как жил. И стук колес, и сердца стук? Во мне — сливается в один. И шелест книг, и синий свет витрин — Все это позади, Осенняя печаль и солнца свет? На всей земле единственный пожар. От ветра у травы, Как где-то от любви, Ресницы задрожат… Я знаю: нет твоей вины, Как нет конца пути, Я знаю, что продолжить надо путь, Хоть некуда уйти. И остается убеждать себя, Что нет причин для правды или лжи, И от себя не убежать, И остается только ждать И жить как жил. А за окном, а за окном летят года По рельсам этих дней, И только на губах слезиночка дождя Вдруг стала солоней. Как мне понять, как угадать и прикоснуться К шепоту рассыпанных волос? Но остается только ждать, И жить, как жил, И слушать стук колес. Зачем же ждать, чего-то ждать, Как новую беду, И прятать грусть, и прятать грусть? Она у всех, как прежде, на виду. Мелькнет удача, мелькнет удача, та, Которою ты так не дорожил. И от себя не убежать, И остается только ждать И жить как жил. Февраль-март 1973 |
