Кроме того, необходимо отметить еще одну немаловажную деталь: характерной особенностью конца XX века является возможность экспорта культурной революции. В современном мире страны, обладающие высоким военным, экономическим и культурным потенциалом способны проводить культурные революции на территории других государств. Внешняя политика Америки являет собой сегодня экспорт культурной революции.

Культурная революция не происходит мгновенно. Она рассчитана на многие годы, требует колоссальных затрат, в ее проведение вовлекаются огромные массы людей, используются новейшие научные открытия и технологии, используется вся интеллектуальная мощь общества и различных блоков обществ.

Кроме понятия КР, введем еще один термин — культреволюционер. Это понятие многогранное и условное. В рамках нашей темы культреволюционер — это не подпольщик в классическом понимании революционера. Им может быть государственный чиновник высокого ранга и бизнесмен, политик и ученый, военный и сотрудник спецслужб, религиозный деятель и др. Адольф Гитлер, Владимир Ленин, Ататюрк и Мао Цзэдун — самые знаменитые культурные революционеры XX века.

Как видно из определения, КР так или иначе связана с культурными преобразованиями в обществе. Что такое культура? Дать однозначный ответ очень сложно. Понятие «культура» имеет более 500 определений. В контексте нашей темы, культура — совокупность материальных и духовных ценностей, а также способ их создания, применения и передачи, это созданное человечеством в процессе общественно — исторической практики. Немаловажен тот факт, что специалисты связывают безопасность государства с множеством факторов. Важнейшие из них — культурные, экономические и военно — технические. Бердяев полагал, что именно культуре, а не политике или экономике принадлежит примат в общественной жизни. О состоянии государства можно судить по его культуре. Поэтому в современном обществе культурные измерения преобладают над другими и являются наиболее слабым местом в структуре безопасности государства.

Не случайно стратега культурно — социальных революций взяли на вооружение концепцию, что культура может быть сильным оружием, способным сокрушить любое государство. Это мнете сформировалось не в XX веке, оно существовало достаточно давно. Еще Руссо считал, что культура с ее расслабляющими благами и удовольствиями, отделяя человека и целые народы от матери — природы, подрывает их физическое и нравственное здоровье и в конечном счете ведет к вырождению и гибели, как это случилось в древности с Египтом, Грецией, Римом, Византией и другими исчезнувшими цивилизациями, Считая, что «мысль — убийца жизни», в одном из писем к Вольтеру Руссо утверждал: «Культуру можно сравнить с ужасным мечом, воткнутым в молодой, здоровый ствол. После того как железо вошло в дерево, его ни в коем случае не следует вытаскивать, ибо тогда дерево погибнет. Но все же было бы лучше, если бы железо никогда не входило в дерево». Руссо не одинок. Подобных взглядов придерживались создатель структурной антропологии Леви — Строс, американский поэт и исследователь Томас Элиот, немецкий философ и историк Освальд Шпенглер. Причем Шпенглер культуру назвал великой неудачей жизни, сравнивая ее с растением, у которого есть фаза зарождения, роста, развития, созревания и увядания, а цивилизацию — роком для всякой культуры. Он полагал, что культура не развивается бесконечно. Она, перенасыщаясь материальными благами, переходит в цивилизацию, так как умирает ее душа. В этом заключается роковая диалектика цивилизации и культуры. Кроме того, культура религиозна. Внутри культуры обнаруживается большая «воля к жизни», она сама готовит себе гибель, отрываясь от духовно — религиозных законов, рассеивая свою энергию, и из стадии «органической» переходит в стадию «критическую».

Концепция, выдвинутая Руссо и другими философами, послужит отправным пунктом для анализа таких явлений, как «революция сверху» и культурная революция. Анализ хода революционных событий в данной работе преследует две цели. Во — первых, раскрыть логику развития революции, вскрыть причины схожести революционных событий, происходивших в разное время и при разных обстоятельствах. Во — вторых, продемонстрировать связь логики революционного процесса с результатами революции, позволяющие понять как причины революции, так и ее неудачи. Такая постановка задачи связана с тем, что любая схема, пока она лишь описывает явления и не вскрывает их причины, всегда уязвима для критики. Поэтому для анализа того, насколько универсальна приведенная ниже концепция, необходимо выйти за рамки набора примеров и приступить к поиску причин рассматриваемых явлений. Без рассмотрения логики революционных процессов нельзя вскрыть причинно — следственные связи.

Исследование теорий и практик революционных процессов начинается только на рубеже XVIII–XIX столетий. До XVIII века термина «революция» в его современном смысле не существовало. Американский исследователь С. Хантингтон это связывал с тем, что «Революции редки. Многие общества никогда не переживали революции, и многие столетия, предшествовавшие современной эпохе, не знали революций… Великие цивилизации прошлого — Египет, Вавилон, Персия, государство инков, Греция, Рим, Китай, Индия, арабский мир — знавали восстания, мятежи и смены династий, но все это никак не напоминало «великие» революции Запада».

Начало теоретического исследования революционных процессов можно считать книгу английского государственного деятеля и философа Эдмонда Берка «Размышление о революции во Франции», вышедшую в 1790 году. Книга выдержала за год более 10 изданий. Это первый опыт сравнительного анализа революций. Берк тщательно проработал опыт английской революции и на этой основе резко критиковал первые шаги французских революционеров.

Исследованию теории и анализу причин революции посвящены работы Ф. Шатобриана, Ж. де Сталь, Ф. Гизо, А. де Токвиля и др. Перу французской писательницы Ж. де Сталь принадлежит книга «Размышления о французской революции», в которой она изложила свое понимание событий во Франции 1789–1794 годов. Революцию Ж. де Сталь встретила восторженно, однако после падения монархии покинула Париж. Якобинскую диктатуру Жермена де Сталь не приняла. Но не присоединилась и к контрреволюционной эмиграции. Вернувшись же на родину после падения правительства Робеспьера, была на подозрении у термидорианских властей. Своим идеалом она считала конституционную монархию.

Два других видных французских деятеля — А. де Токвиль и Франсуа Шатобриан — были не только популярными писателями, но и оригинальными политическими мыслителями. Например, Шатобриан написал прославивший его «Опыт о революциях» — произведение, проникнутое глубокой враждебностью к Французской революции. Но эта работа была исключением. Следует обратить внимание, что для большинства работ этого времени характерно положительное отношение к революции. Французский писатель Шарль Нодье в уста героя повести «Изгнанники» вложил свое понимание революции: «Нет, это всеобщее потрясение основ вовсе не следствие злодейского замысла, который вынашивала под покровом нескольких ночей кучка фанатиков и мятежников, это дело всех предшествующих столетий…» Нодье утверждал, что благодаря революции «история становится школой для потомства». Основными в этот период являются труды Алексиса де Токвиля и Франсуа Гизо. В своих научных исследованиях они тщательно анализируют революционные события в Англии и Франции, ищут причины сходства и различия двух революций. В мировой практике это была первая попытка создания теории революции, исследования причин ее возникновения и роли в общественном развитии.

Алексис Токвиль (1805–1859) — французский политолог, историк и государственный деятель. Его книга «О демократии» — итог его пребывания в США — была первым глубоким анализом американской политической жизни. Вообще Токвиль всегда крайне неприязненно относился к революции, революционным рабочим и социалистическому движению, в частности считал несовместимыми социал — демократию и либеральную демократию. Государственный переворот 2 декабря 1851 года привел к тюремному заключению Токвиля после того, как он отказался присягнуть на верность новой власти. Вернувшись к научным занятиям, он опубликовал в 1856 году первый том своего знаменитого труда «Старый порядок и революция* (L’ancien regime et la Revolution), который был сразу же признан и переведен на английский язык. В этой ставшей классической работе Французская революция рассматривается как логический итог абсолютизма. В ней также проводится мысль о возможном установлении деспотического режима во Франции в результате централизации власти. Исследование Токвиля придало новый импульс дальнейшему исследованию Французской революции и оказало, вместе с его работой о демократии, глубокое влияние на развитие либерализма и социологической мысли, особенно после 1930‑х годов.