Ок!
Ок!
Это горный пророк;
Как дыханье китов, из щелей толпы
Вылетают их стоны и ярости крики.
Яростным буйволом пронесся священник цветов,
В овчине суровой, голые руки, голые ноги.
Горный пастух его бы сочел за своего.
Дикий буйвол ему бы промолвил: мой брат.
Он, божий ветер, вдруг налетел, прилетел
В людные улицы, с гор снеговых,
Дикий священник цветов,
Белой пушинкой зачем-то грозя.
Чох пуль! Чох шай! Стал нестерпимым прибой!
Слишком поднялся потоп торга и рынка.
Черные волосы падали буйно, как водопад,
На темные руки пророка.
Грудь золотого загара, золотая, как желудь,
Ноги босые.
Листвой золотою овчина торчала
Шубой шиврат-навыворот.
Божественно темное дикое око.
Десятками лет никем не покошены,
Волосы падали черной рекой на плечо,
На темный рот.
Конский хвост не стыдился бы их толщины.
Черное сено ночных вдохновений,
Стога полночей звездных,
Черной пшеницы стога
Птичьих полетов пути с дальних гор снеговых, пали на голые плечи.
Горы денег сильнее пушинка его.
И в руках его белый пух, перо лебедя,
Лебедем ночи потерян,
Когда он летел высоко над миром,
Над горой и долиной.
Бык чугунный на посох уселся пророка.
А на палке его стоял вол ночной,
А в глазах его огонь солнечный.
Ок! Ок! Как дыханье кита,
Из ноздрей толпы вылетали их дикие крики.
Это пророки сбежалися с гор,
Это предтечи
Сбежалися с гор.
