Царство кое-как за месяц наскрёб он. Снова хором отказали проводницы: для поездки дальней маловато. Вынь-положь им теперь три царства. «Где ж я их, бездомный, здесь возьму?»

Материл Лохматый быль нескладную. Ночевал на пустыре привокзальном. Спал пугливо, по-пёсьи свернувшись калачиком, все окрестные шаги подмечал. Иногда для обогрева жёг газетки, опустевшие ящики от фруктов, разные ничейные фанерки, – помаленьку душой теплел. Обозвали его на вокзале «безбилетный мямля-огнищий». Узнавали в лицо проводницы и лоточники из электричек. Иной раз очень даже жалели, мелочь из карманов выгребали. А бывало, в день негодный, пасмурный, попадался под горячую руку, награждали его зуботычиной, прогоняли крепким пинком.

Тит Листопадник пробежал за окошками. Озорница Овсяница в телогрейке линялой прохромала. Пимен Рябинник спозаранку за хворостом отправился, да и сгинул в чаще без следа. Просквозил по околице Астафий Ветряк, покудахтал вослед ему Леонтий Курятник. Пелагея Ознобица рукавички из овечьей шерсти связала да нечаянно обронила одну в студёный ручей.

Холода в Москву Залесскую со дня на день намечали нагрянуть. Вовремя, перед первым снегопадом, проводник сердобольный отыскался. Пожилой человек, одинокий. За мольбы, за уговоры и рыдания над Лохматым-бродягой сжалился. За два полных царства с копейками допустил в плацкарт бугая неопрятного. Разрешил занять пустую верхнюю полку. Рядом с шумной немытой уборной. Возле самого хвоста, на сквозняке.

Без белья на матрасе столетнем с благодарностью растянулся Лохматый. Во всё горло зевнул, век немытые патлы пригладил, отправления поезда с величайшим нетерпением ждал. А когда наконец в путь отправились, отвернулся от попутчиков к стенке. Навидавшиеся глаза зажмурил. Будто малое дитё, изнутри осветился. Будто бы у Дайбога под крылом. Стал он нескончаемо счастлив, крепко своей жизнью доволен: обманул судьбу, из собачьего царства живым воротился. И поехал восвояси, ликуя: к Лопушихе, домой, жениться и жизнь доживать.

Ведь не зря говорят: Брехуна опасайся. Не со всяким он дружбу водит. Жестоки его испытания: вытянет наружу все слабинки, подноготную обличит. Но и выдаёт Собачий царь по заслугам. Простофиль в помощнички вербует. Мужика с душой сбережённой щедро памятным подарком наградит. А пустышек, с гнильцой, с червоточиной, за собой в собачье царство Брехун уводит. Катится по белу свету слушок, будто нет из Пёсьего царства пути-возврата. Потому так много в Москве собак дворовых.