Устремленные ввысь колонны Бранденбургских ворот представляли собой довольно мрачное зрелище. В мирное время они, вероятно, подсвечивались по вечерам, но сейчас их темный силуэт проступал на фоне ночного неба. Какая ирония судьбы: триумфальная арка и такое грандиозное поражение. Алекс лишь покачала головой.

Она посветила фонариком на одну из колонн, заметив, что края вертикальных желобков были отбиты до самого верха: по ним стреляли из автоматов и винтовок. На колоннах, стенах и основании ворот не было пустого места – надписи были повсюду. Лозунги и имена были выцарапаны штыками или ножами либо написаны мелом.

Да здравствует Победа советского народа!

Долой фашизм!

Гитлер капут!

Здесь были Иван и Саша из 46-го гвардейского полка.

Вклад пехотинцев в великую Победу.

– Алекс.

Услышав свое имя, журналистка резко развернулась. Вместе с ней дернулся и фонарик, осветив невысокую фигуру в нескольких метрах от нее. Закрываясь от света, человек поднял руку и заслонил свое лицо. Но это была Настя, и она бросилась в объятия Алекс.

Американка долго обнимала летчицу, сдерживая слезы.

– Я знала, что ты жива. Я просто это чувствовала, – с трудом произнесла Алекс.

Настя провела пальцами по лицу журналистки, словно убеждаясь в том, что она из плоти и крови.

– Я боялась, что больше никогда тебя не увижу. Мне было очень плохо без тебя.

Алекс, задержав дыхание, поцеловала Настю, вцепившись в нее так, чтобы уже никогда не потерять.

– Мне столько всего нужно тебе рассказать, и о многом расспросить.

– Александра! Что ты делаешь? – раздался вдруг возмущенный женский голос, нарушив сладостный миг встречи. Девушки отскочили друг от друга, и Алекс навела фонарик на нежеланную гостью.

– Ольга. Ты зачем пошла за мной? Тебе не стоило этого делать, – сказала Настя.

– Так вот, значит, кто твой таинственный друг. Женщина! Ни за что бы не подумала. – Незнакомка посмотрела на Алекс, хотя в тусклом свете фонаря едва ли можно было разглядеть ее лицо.

Настя шагнула к своей напарнице.

– Ольга, тебе нельзя здесь оставаться. Это опасно. Ты угодишь в неприятности.

– Что ты задумала? Тебе нельзя быть с американцами. Ты же не собираешься дезертировать? Пожалуйста, не делай этого! Мы можем вместе вернуться в Москву, и нас не будут считать трусами. Мы поручимся друг за друга, расскажем всю правду о том, как нам пришлось в лагере, как мы воевали на Украине и в Берлине. Мы проявили такую храбрость, что им придется наградить нас медалями.

Настя покачала головой.

– Ольга, перестань. Сейчас я не в состоянии думать о будущем. Пожалуйста, просто возвращайся в часть.

У Ольги опустились плечи.

– Умоляю тебя, Александра. Не бросай меня. Я не хочу возвращаться без тебя.

Алекс дернулась, услышав свое имя из уст незнакомки, но промолчала.

Настя распростерла руки, подошла к Ольге и что-то сказала ей на ухо. После этого Ольга отступила назад – она казалась безутешной.

– Поторопись, пока они не обнаружили твое отсутствие, – мягко увещевала ее Настя. – Я не вынесу, если тебя арестуют из-за меня.

– Александра, ну пожалуйста! – Когда Настя ничего не ответила, Ольга закрыла лицо руками, а потом сквозь слезы сказала:

– Я тебя не выдам.

Оторопевшая Алекс просто ждала, пока Ольга не перебралась через груду мусора и не исчезла в ночи. Настя снова обняла ее и Алекс поняла, что летчица тоже плачет – то были слезы воссоединения и потери.

Алекс лишь ненадолго обняла девушку.

– Пойдем, – сказала она, беря Настю за руку. – Нас ждет джип.

Пока они ехали по центру Берлина, джип постоянно трясло на ухабах и обломках. Терри мчался обратно в дом в Далеме. Алекс сидела рядом с ним на переднем сидении, повернувшись назад, не в силах оторвать глаз от незнакомого создания на заднем сидении, в котором все-таки угадывалась Настя. В темноте лицо летчицы было практически невидимым, но Алекс хотелось держать его контур в поле зрения, как будто хотела убедиться, что девушка не исчезла.

Всю дорогу они молчали, время для разговора было неподходящее. И, тем не менее, сам по себе момент был прекрасен, Алекс парила от счастья, преисполненная надеждой воссоединения с человеком, которого она любила больше всего на свете. Они еще не были в безопасности, но все равно у журналистки возникло ощущение, будто они долго находились глубоко под водой, а теперь поднимались на поверхность к свежему глотку воздуха.

Через час они прибыли в штаб Управления стратегических служб. Элинор с очками на голове открыла им дверь. Когда все оказались в доме, она снова опустила очки на нос и довольно долго вглядывалась в Настю. Летчица, одетая в форму пехотинца, с табельным оружием, неловко стояла перед Элинор, явно не зная, куда деть руки.

– Так вот из-за кого весь сыр-бор, – произнесла, наконец, Элинор на удивительно приличном русском языке.

Настя посмотрела на Алекс, ища поддержки, а затем ответила:

– Мне жаль, что я причинила вам столько беспокойства.

– Правда? В любом случае, меня зовут Элинор Шталь. Я здесь главная, и мне бы хотелось узнать, чего вы ждете от нас.

– Зачем вы ее допрашиваете? – вмешалась Алекс. – Вы ничего о ней не знаете и понятия не имеете, через что ей пришлось пройти, а уже оскорбляете ее.

Элинор по-прежнему держалась неприветливо.

– Оскорбляю? Вовсе нет. Но спустя несколько часов ее отсутствие заметят, и мы станем соучастниками дезертирства из армии нашего союзника, чью добрую волю мы якобы призваны поддерживать. Так в чем состоит план? Обычно мы в таких делах не участвуем.

– Так, давайте, пожалуйста, присядем. – Терри нарушил воцарившееся напряжение и повел женщин к дивану и стульям. – Я сделаю нам… даже не знаю. Что люди пьют в… – он бросил взгляд на свои часы, – полвторого ночи?

– Что угодно, – Настя нерешительно посмотрела на американца. – Я очень хочу пить.

– Как насчет пива? Оно чище местной воды и не даст нам уснуть. – Все согласно кивнули, и Терри пошел на кухню.

Настя обвела комнату робким взглядом.

– Можно мне узнать, где я нахожусь?

Элинор, как настоящая царица, откинулась на спинку кресла.

– Вы с нами – и на данный момент этого достаточно. Чем меньше вы знаете о нас, тем лучше. Алекс сказала, что советская пресса объявила вас погибшей. Как это случилось?

– Мой самолет подбили в сентябре прошлого года. Кажется, это было в сентябре, но я уже ни в чем не уверена. Видимо, мой самолет нашли – ну, или его обломки, оставшиеся после пожара. Впрочем, меня они не обнаружили, и я не знаю, почему меня сочли погибшей. Может, так было лучше для пропаганды. На самом деле я попала в плен. Меня держали в лагере для военнопленных на территории Украины. Я не хотела дать немцам возможности похвастаться тем, что они схватили известную летчицу, и назвалась другим именем.

– Лагерь освободили? – Элинор сузила глаза.

– Я пробыла там около четырех месяцев, когда на лагерь напали партизаны. Несколько человек, включая меня, сбежали с ними. Лагерь был освобожден гораздо позже.

– Но вы оказались в рядах Красной армии. Как это произошло? – не отступала Элинор.

Терри вернулся с подносом, на котором стояли четыре бокала с пивом. Он раздал их женщинам. Осушив свой бокал одним долгим глотком, Настя вытерла рот тыльной стороной ладони.

– Партизаны часто сотрудничают с регулярной армией и даже носят армейскую форму. Потом они передали нас в военный отряд.

– Я думала, что официально советских военнопленных не существует, они считаются дезертирами.

– Так и было… есть. Но им требовались бойцы, так что меня зачислили в отряд под вымышленным именем.

– И это имя было Александра Васильевна Петрова, – констатировала Алекс. – Теперь понятно, почему та девушка все время повторяла мое имя, – усмехнулась она. – В общем, завтра меня будут считать красноармейцем-дезертиром.