– Danke, – поблагодарила Алекс, поднимаясь на ноги. В этот момент ее осенило, что нужно делать.

Она показала на платье и платок женщины, а потом – на себя, пытаясь объяснить, что хочет поменяться одеждой. Немка, изрядно удивившись, отступила назад.

– Bitte, bitte, – уговаривала ее Алекс и вытащила целую пачку «Честерфилда» из кармана. Она дразнящим жестом протянула сигареты, и в усталых глазах женщины вдруг зажегся интерес.

Алекс снова изобразила то, что ей требовалось: одолжить платье на десять минут. Девушка растопырила пальцы на обеих руках, а затем показала на свои часы. Немка укрылась бы платком до возвращения Алекс.

Пачка сигарет стоила того. За разбор кирпичей женщина могла получить кусок хлеба по карточке, а вот за двадцать американских сигарет она могла выручить в десять раз больше. По выражению лица незнакомки Алекс поняла, что они договорились.

Еще до этого журналистка заприметила подвал, куда и направилась вместе с женщиной. Оказавшись внутри, немка протянула руку. Получив пачку сигарет, она сразу расстегнула платье и стянула его через голову, оставшись в грязной комбинации. Немка натянула платок на костлявые плечи.

В то же время Алекс сняла форменную куртку и брюки и бережно их свернула. Девушка не собиралась оставлять свою одежду, так как ее можно было очень выгодно продать или обменять на черном рынке. Немка наверняка бы сбежала, прихватив американскую форму.

Чужое платье пропахло потом, и Алекс застегивала пуговицы, стараясь дышать через рот. Тут ей в голову пришла еще одна мысль, и она сделала женщине знак, что хочет и ее косынку.

После этого журналистка, забрав форму, выбралась из погреба, подошла к тачке и спрятала свою одежду под кирпичи. Чтобы не лишиться решимости, Алекс поспешила пойти по улице к советскому штабу.

Она старалась не поднимать головы, пока шла, с усилием толкая тяжелую тачку впереди себя и с трудом удерживая ее, когда тачка наезжала на кирпич или какой-то осколок. Пыль стояла столбом, и Алекс закашлялась, но краем глаза она по очереди рассматривала караульных – первого, второго, третьего.

Приблизившись к последнему, Алекс замедлила шаг и подняла голову, стараясь разглядеть лицо этого человека. Все происходило, словно в замедленной съемке. С каждым шагом журналистка как будто преодолевала невидимую силу, тянувшую ее назад. Реальность перестала быть потоком, непрерывность восприятия исчезла, и вместо этого Алекс воспринимала мир отдельными увеличенными кадрами.

Последний караульный повернулся в сторону американки, окинув ее бесстрастным взглядом. Осознание того, что это оказался незнакомый человек, стало для Алекс ударом: не та форма, темные волосы, слишком худое лицо. Ей хотелось разрыдаться от разочарования. Подойдя ближе, Алекс встретилась с караульным взглядом, и в глубине светло-голубых глаз разглядела знакомые черты Насти.

Голубые глаза распахнулись, потом неуверенно прищурились и на секунду закрылись. Когда советская девушка открыла их снова, в ее глазах стояли слезы.

– Алекс, – прошептала она.

– Да, – только и смогла произнести Алекс дрожащими губами.

– Вытащи меня отсюда. Пожалуйста! Я не могу… – в Настином голосе слышалось отчаяние. Внезапно ее взгляд упал в сторону, и Настя выпрямилась по стойке смирно.

Из штаба вышел генерал Жуков еще с одним советским офицером. Оживленно беседуя, они остановились на улице в нескольких метрах от входа.

Алекс заставила себя пройти мимо Насти, шепнув:

– Приходи к Бранденбургским воротам. В полночь.

После этого она покатила свою тачку дальше и, не оглядываясь, свернула за угол. Журналистка сделала крюк вокруг квартала и вернулась к подвалу с другой стороны. Теперь она тоже плакала, тихонько, радостно, глотая слезы и смеясь над собой. Это был самый счастливый и сбивающий с толку момент в ее жизни.

Пребывая в состоянии между умиротворением и ликованием, Алекс вернулась в дом на улице Ференвег.

– Я нашла ее, – объявила журналистка с порога.

– Ее? Это кого? – Терри оторвался от сводки новостей.

– Настю Дьяченко. Это был ее шарф. Все это время, судя по всему, она была в Красной армии. – Алекс рассмеялась, чувствуя, как у нее кружится голова. Она бросила ключи от машины на столик. – Можете себе представить?

Элинор сняла очки и водрузила их на голову.

– Дьяченко? Та самая летчица, которую вы просили разыскать через Красный Крест?

– Твоя ведьма Сталинграда? – поддакнул Терри. – Ты уверена, что это она? Ты с ней говорила? Что она сказала?

Алекс заморгала от града вопросов.

– Да, уверена. Она узнала меня и назвала по имени. Но нам не удалось поговорить: из штаба как раз вышел Жуков, и мне пришлось пройти мимо, чтобы остаться незамеченной. Она лишь сказала: «Вытащи меня отсюда. Я не могу вернуться».

– Она хочет дезертировать? – Терри сложил бюллетень, но, судя по тону, он был не в восторге.

Алекс присела на край дивана.

– Думаю, да. В общем, я ей сказала, что мы встречаемся сегодня в полночь у Бранденбургских ворот.

– Вот тебе на! – воскликнул Терри. – Это все, что ты смогла придумать? Там одни руины вокруг, туда вообще с трудом доберешься. Вдобавок это место может патрулироваться.

– Я… у меня не было времени на раздумья. Это первое, что пришло мне в голову. Я видела эти ворота, когда въезжала в Берлин, так что я знала наверняка, что они точно стоят на месте. Так или иначе, дело сделано, и я пойду на эту встречу. И если получится, привезу ее сюда.

– Сюда?! Мы не очень-то готовы укрывать красноармейцев-дезертиров, – бросил Терри, явно захваченный врасплох.

– Почему бы и нет? Разве не об этом ты твердил все время? Что твоя организация специализируется на том, чтобы доставлять туда, куда надо, и откуда надо, причем тайно. Цитирую тебя почти дословно.

– Тут она тебя подловила, Терри, – усмехнулась Элинор. – Но, Алекс, обычно мы работаем с более полной информацией, чем та, которую вы нам озвучили. Вы не знаете в какой ситуации находится эта девушка, перед кем она отчитывается, кто за ней следит и куда она хочет отправиться. При всем желании помочь вам, мы не можем спасать кого-то по щелчку пальцев. Это вам не приключенческий роман.

Алекс поднялась с места и стала ходить из стороны в сторону, ее переполняли эмоции.

– У нас будет больше информации после того, как я привезу ее сюда сегодня ночью. В любом случае, мы должны ей помочь. Лишь при этом условии я буду с вами сотрудничать.

– Ага, и кто кого теперь шантажирует? – сказал Терри.

Остановившись, Алекс повернулась к нему.

– Шантаж – такое мерзкое слово.

– Господи! Алекс, о чем ты только думала? – сердито сказал Терри, остановив джип перед огромной грудой искореженной стали, бетонных обломков и сломанных машин. – Унтер-ден-Линден заканчивается здесь. Мы не можем подъехать ближе.

Алекс выбралась из джипа и нервно осмотрела препятствие.

– Ты прав. Выбрать это место было ошибкой, но Настя застигла меня врасплох. У меня было лишь одно мгновение для того, чтобы назвать место, куда мы обе могли бы прийти в полночь. Мы можем перебраться через этот завал?

– Кажется, у тебя нет другого выхода.

Девушка оглянулась на своего спутника.

– О, так ты бросишь меня одну?

– Само собой. Неужели ты думаешь, что я оставлю американский джип без присмотра? В Берлине сейчас полно отчаянных подонков. Вмиг сольют бензин и отвинтят колеса, если не смогут утащить машину целиком.

– Ладно, пойду сама. Дай фонарик. – Алекс посветила на свои часы. – Почти полночь. Мне пора.

– Берегись крыс, они тут повсюду, – предупредил Терри. В его голосе послышалась насмешка.

Девушка с трудом карабкалась по кускам бетона и торчавшей арматуре, упираясь руками и коленями. Она старалась не поднимать фонарик слишком высоко, чтобы ее не заметили издалека. Под руками и ногами Алекс осыпались крошки бетона. Внизу раздался писк. По метнувшимся в стороны черным пятнам девушка поняла, что Терри не шутил насчет крыс. Интересно, чем они питаются, подумала Алекс, и сразу вспомнила. Неприятный запах тоже служил подсказкой.