– Мне дали увольнительную на сутки. Я заскочила к маме. – Летчица прервалась на поцелуй. – Потом поехала в гостиницу и спросила там тебя. – Настя укусила Алекс за подбородок. – Администратор узнал меня, сказал, что вы пошли в театр, и даже назвал ваши места.

Удивленная Алекс откинула голову назад. Конечно, администратор! Он наверняка растаял, как воск, перед красоткой Настей и все ей выложил.

– Сколько времени у тебя еще осталось? Мы можем пойти ко мне в номер?

Настя, внезапно помрачнев, покачала головой.

– Нет. На дорогу уходит так много времени, а опоздание приравнивается к дезертирству. Я попаду под арест. Я уже рада тому, что отыскала тебя, особенно если учесть, что могут пройти недели… или месяцы, прежде чем мы увидимся снова.

Алекс окинула девушку внимательным взглядом, пытаясь запомнить эти светло-голубые глаза и полные губы.

– И мы без толку потратили драгоценный час на концерт, – констатировала она.

– Вовсе не без толку. Мы были вместе – и счастливы.

Американка нежно обрамила Настино лицо ладонями.

– Да, мы были вместе и сейчас вместе. Я люблю тебя, моя необузданная, безрассудная девчонка, и мне невыносима мысль, что я опять лишаюсь тебя, потому что ты снова уходишь на войну.

– Ты меня не потеряешь. Я останусь в живых ради тебя и вернусь, обещаю. Жди меня!

– Конечно, я буду ждать тебя, даже не сомневайся. А когда ты вернешься, когда все это закончится, я хочу полететь на самолете вместе с тобой. Я хочу научиться управлять Яком. Как думаешь, ваше командование разрешит мне это?

– Я могу узнать. Это было бы весело, да? Ты и я в небесах. Это почти так же хорошо, как заниматься с тобой любовью.

– Почти. – Алекс поцеловала летчицу снова, на этот раз требовательно и жадно, но Настя отпрянула от нее.

– Мне нужно идти. – С этими словами девушка распахнула дверь кабинки и убежала, не оглянувшись.

Немного постояв на месте, ошеломленная Алекс вышла в коридор. Терри ждал ее у первого яруса, он снова курил, стряхивая пепел в урну с песком.

– Что это за подружка? И что это вообще было?

– Это была Настя Дьяченко, ей дали короткую увольнительную. Я тебе о ней рассказывала, мы очень сблизились.

– Да брось, Алекс! Я же не твой дедушка и вижу романтические чувства, когда они есть. Я шокирован скорее не этим, а твоей опрометчивостью. Ты вообще представляешь, что в связи с этим может сделать НКВД?

– Думаешь, они следили? Даже здесь, в Большом?

– Может, и не напрямую, но, как мне кажется, кто-нибудь все равно заметил, что эта девушка приходила сюда, так что информация попадет куда надо. – Терри сделал очередную затяжку и выпустил дым уголком рта. – Ну так что, ты любишь эту девушку?

Алекс сначала колебалась, но потом произнесла:

– Да, люблю. И не говори мне, что это безумие, сама знаю.

– Это безумно и опасно. Где ты собираешься встретиться с ней в следующий раз?

– Нигде. Сегодня вечером она уезжает на фронт. Я тоже поеду на фронт с другими журналистами.

Когда они выходили из театра, Терри положил руку на талию девушки.

– Алекс, пожалуйста, не связывайся с этой летчицей. Вы с ней из разных миров, и ей нечего тебе предложить, поверь мне. Это ничем хорошим не кончится. У тебя не получится уйти с ней в закат.

Терри пробыл в Москве совсем недолго, и его приезд быстро забылся вместе с его советом по поводу Насти. К тому же летчица все равно была где-то далеко. Алекс оставалось лишь вспоминать и надеяться на встречу. Она ждала, но не забывала про работу.

Каждый день Алекс общалась с другими репортерами в поисках зацепок и новостей от Отдела печати. Но Красная армия потерпела ряд поражений, взяла Курск и сдала его снова, так что Кремль объявил временный запрет на присутствие иностранных журналистов на фронте. Теперь на поле боя допускались лишь советские военные корреспонденты, и их репортажи печатались в «Красной звезде».

– Ну и пусть, – приободрил девушку Генри Шапиро за их обычным завтраком из яичного порошка. – Зато нам разрешено писать про гражданские дела, и я уже получил разрешение сделать репортаж про новый советский танк Т-34. Хотите поехать со мной? Путь неблизкий: предстоит долгая поездка на поезде на Уральский танковый завод в Нижнем Тагиле.

– Уж лучше туда, чем сидеть здесь и переделывать пропагандистские новости Совинформбюро. Я подам заявку сегодня же.

Огромная производственная территория 183-го Уральского танкового завода была настоящим подарком для фотожурналиста. Обстановка в здешнем цеху, как и на авиазаводе, который Алекс довелось посетить прежде, была адской, но снимки получались эффектными, что и говорить. Рабочие – в основном, тоже женщины, явно недоедавшие – трудились по двадцать четыре часа в оглушительном шуме, не подозревая о своей фотогеничности.

– Это просто невероятно! – прокричал Генри, стараясь, чтобы его было слышно сквозь стоявший грохот. – Могу поспорить, что металла, который проходит через этот завод, хватит, чтобы построить целый город на Среднем Западе.

Алекс кивнула, стараясь неглубоко вдыхать цеховой воздух, пропахший топливом, горячей сталью и едким потом.

Пока Генри беседовал с мастером, журналистка прошлась вдоль конвейерной линии, снимая покрытых сажей женщин. Сфотографировав все этапы сборки, Алекс вышла на улицу и сделала с дальнего расстояния снимки готовых танков, тысячи которых выстроились на поле перед заводом в ожидании транспортировки на фронт. От их вида веяло мощью. «Мы прочные, стальные, нас много, мы непобедимы», – такая подпись просилась под этими снимками.

На второй день к американке подошел местный комиссар. Узнав, что журналистка говорит по-русски, он стал вещать ей о создании и разработке Т-34, патриотизме рабочих и высокой производительности на государственных заводах под руководством Сталина. Алекс выразила подобающий восторг и вежливо пообещала поведать об этом Западу, сопроводив рассказ фотографиями.

Когда она вернулась к Генри, выяснилось, что у того хорошая новость.

– Я договорился о поездке в Курск. Человек, возглавляющий транспортировку партии Т-34, пригласил нас поехать на поезде на фронт. Я сказал, что мы с радостью принимаем это предложение. У нас будет новая возможность сделать отличные снимки.

– Отличная работа, Генри, ты настоящий профессионал.

Поезд отправился в путь на следующий день на рассвете. Алекс и Генри устроились в пассажирском вагоне с офицерами и медиками. Стоял ясный летний день, прекрасный для того, чтобы фотографировать, и когда поезд делал поворот по широкой дуге, Алекс могла снять практически все из сотни вагонов-платформ. На каждой из них стояло по два танка, в каждом из которых днем и ночью находилось по три человека.

Когда поезд прибыл на вокзал в Курске, Алекс с Генри наблюдали, как танки с грохотом съезжают с платформ один за другим, без перерыва.

– Стоит присмотреться, как понимаешь, до чего же они уродливы, – заметил Генри, пока Алекс делала снимки. – Большущие неуклюжие стальные жуки, которыми заполнена вся местность вокруг Курска. Уже целый месяц советские и немецкие танки пытаются уничтожить друг друга.

– Танковая чума, – добавила Алекс, снимая последний кадр. – В любом случае, я уже достаточно увидела. А вы?

– Согласен. Мы можем вернуться в Москву на поезде с ранеными. Я уже соскучился по горячей ванне, хорошей еде и женской ласке.

Алекс озадаченно посмотрела на Шапиро, они как раз переходили пути, направляясь к составу с нарисованными на вагонах белыми крестами.

– Я имел в виду свою жену. В конечном итоге, меня держит здесь любовь русской женщины.

Меня тоже, подумала Алекс.

Они нашли свободные места в поезде, но до отправления пришлось ждать несколько часов, пока казавшаяся бесконечной череда машин «скорой помощи» подвозила раненых к составу.

– Им еще повезло, – пробормотал Генри.