Литмир - Электронная Библиотека

Хотя Новые Левые в эту ночь издавали громогласные нестройные вопли, в них не было осознанной озлобленности. Может быть, юные Робеспьеры, решив, что может разразиться революция, заглянули чуть дальше за ее пределы и ужаснулись увиденному. И на упрёки в отсутствии решимости они отвечали: вы же понимаете, там дети.

В тех единственных критических голосах, что доносились из гетто, не было торжества трубного гласа. Узкие вонючие улочки чёрных трущоб были безмолвны — как и замусоренные стоянки и обшарпанные витрины магазинов. Все помещения полицейских участков, вплоть до раздевалок, были отданы под размещение резервистов и отставных копов, призванных на помощь — при первых признаках волнений они были готовы, вооружившись дубинками и револьверами, высыпать на улицы. Но на бульварах и аллеях, где обычно по вечерам фланировали молодые люди в цветастых штанах и девушки в мини-юбках, царило зловещее спокойствие. Не считая слухов, циркулировавших в полиции, оно имело самые различные объяснения. Все негры, говорили одни, как и белые, сидят по домам, наблюдая по ТВ за драмой, что разворачивалась вокруг захваченных домов. Другие считали, что оно служит предвестием бури. Едва только порыв ветра принесёт новые приказы Дэниела Смита, все гетто взорвутся и белые пригороды запылают со всех концов. Ходило мнение, что чёрные пируют по домам, не скрывая радости перед долгожданным развитием событий — наконец-то кара обрушится на богатые белые общины и их шикарные летние резиденции. Высказывалась та точка зрения, что гетто испытывает облегчение, которое проявлялось лишь в ехидных репликах. Пусть себе этот Ч. Ф. покажет белым, почём фунт лиха, а мы посмотрим со стороны, что у них получится. Такое настроение чувствовалось повсюду от Гарлема до Уоттса. Но во всех гетто чёрного пояса появились облачённые в свою униформу члены Ч. Ф. в оливково-зелёных джинсах и глухих чёрных свитерах, украшенных медальонами с изображением Франца Фаннона, они упругой кошачьей походкой фланировали среди трущоб, нашёптывая советы внимательно слушающим их молодым людям. Никто точно не знал, о чём шла речь, хотя порой удавалось услышать странное слово «Гамал». Говорилось кроме того, что звёзды благоприятствует чёрным, потому что «Данни получил от них хороший знак». Открыто восхвалялось безоглядное мужество Смита. Больше всего полицейских наблюдателей поражала дисциплина этой молодёжи, её ледяная вежливость и, главным образом, их количество. Там, где в больших городах на прошлой неделе можно было встретить пять или десять такого рода юношей, их оказались сотни и сотни. Когда негры постарше обращались к ним с вопросами, молодые бунтовщики только посмеивались. Что они собираются делать? Пока ничего, старче — ты же понимаешь, там дети.

Близился рассвет, но большинство Америки продолжало бодрствовать, сгрудившись у телевизоров в миллионах гостиных, спален и кухонь. Росло гнетущее чувство ожидания. Как человек, который прислушивается к неумолимому тиканью механизма часового механизма бомбы, они тщетно ждали взрыва, который должен разъединить их, поставив нацию на грань катастрофы.

Ничто не могло больше разочаровать поклонников идеи упорядоченности мироздания, чем это чувство обречённости. Одно дело стать жертвой неожиданной дорожной аварии и совсем другое — знать, что тебя, если не повезёт, рассчитано и продуманно уничтожат. Первое понятно, второе неприемлемо. Если все признаки, включая и логические выкладки, говорят о неминуемости катастрофы, а она медлит с приходом, то у человека есть все основания усомниться в упорядоченности мироздания.

Главная причина тревоги, которой была наполнена эта длинная ночь девятого июля, заключалась в том, что хотя все декорации заняли своё место на сцене, начало представления, непонятно почему, задерживалось.

Занавес, в самом деле, был готов подняться. Двенадцать батальонов 82‑й авиадесантной дивизии, всего девять тысяч человек, окружили шесть домов, раскиданных по разным штатам страны. Дозоры сменяли друг друга. Носились джипы. В пронзительных лучах прожекторов поблёскивала сталь штыков и роились насекомые. В котлах полевых кухонь готовилась горячая пища, которую терпеливо дожидались солдаты на позициях. Командные пункты обживали места дислокации — в почтовых отделениях, в школьных подвалах, в лодочных ангарах. Не в пример Фейрхиллу, где хотя бы состоялся диалог, мегафоны продолжали взывать к осаждённым домам, но те отвечали молчанием. В Аризоне над ранчо Бродерика неустанно кружился вертолёт с прожекторами, пока винтовочная пуля не продырявила ему фюзеляж. Из телексов Белого Дома поступило указание, запрещающее такие вылазки. Командиры ударных частей готовили гранаты со слезоточивым газом, отбирали пластунов, которым предстояло выползти на разведку, готовили штурмовые группы для неожиданного штурма и, изучая топографические карты, прикидывали тактику будущих действий. Тем не менее, Вашингтон отвергал все предложения, твёрдо говоря им «нет». Из ситуационной комнаты Белого Дома неустанно и монотонно поступало лишь всё то же немногословное указание: оставаться на месте. Полковники и штабные офицеры ворчали из-за бездеятельности. Они чувствовали себя проконсулами легионов, обречённых на неподвижность.

Дэниел Смит, неуловимый руководитель «Чёрных Двадцать Первого Февраля», продолжал скрываться в горных расщелинах. После захода солнца его таинственный передатчик, вещающий откуда-то из Северной Каролины, не издал ни слова. Последний разговор, перехваченный экспертами Федеральной комиссии средств связи, а так же многочисленными любителями-коротковолновиками, представлял собой обмен неопределёнными репликами с группой Ч. Ф., захватившей дом Тигерта у Силвер-Лейк в Калифорнии. Не исключено, что Смит прекратил передачи на время смены дислокации, но это было всего лишь предположение. К полуночи отряд из пятидесяти агентов ФБР признал поражение в попытке перехватить Смита, и директор Бюро Педерсен приказал выбросить в этот район ещё сто человек. К рассвету лесистые холмы и долины в районе Монт-Митчелл кишели агентами ФБР.

Тишину ночи прорезал пронзительный вой сирены. Из-за поворота пустынной дороги показались красные сигнальные огни, бросая тревожные отсветы на высокие стволы сосен. Сбросив скорость, огромный фургон остановился, шипя тормозами. Автоинспектор полиции Северной Каролины вылез из патрульной машины и подошёл к кабине фургона. На скоростной автотрассе к югу от Гринсборо в Северной Каролине висела ночная темнота — вот-вот должно было минуть четыре часа утра. Луч полицейского фонарика скользнул по длинному борту фургона, высветив слова «Братья Хиггинботм. Перевозка грузов. Линчбург, Вирджиния». Пронзительный луч переместился на лицо водителя. Вскинутые, как у удивлённого гнома, брови, вялый подбородок, мутные глаза и лоснящаяся кожа. Луч фонарика переместился в сторону. Водитель высунулся из кабины.

— В чём дело?

— Обычная проверка, — сказал полицейский. — Будьте любезны, права и прочие документы.

Патрульный бегло просмотрел их и развернул приложенный к ним лист.

— А это что такое? — спросил он.

— Накладная, — ответил водитель. — Везу мебель из Ашвиля в Линчбург.

— Ага. — Просмотрев накладную, патрульный вернул её вместе с правами.

— Всё из-за этих ниггеров? — спросил водитель фургона. — С той шайкой, что сидит в горах вместе со Смитом?

— Ну да. — Водитель стоял в красном свете сигнальных огней своей машины, и казалось, что лицо его побагровело. — Ты не видел в Ашвиле никаких подозрительных ниггеров?

— Ни одного. Сегодня вечером их что-то не видно. Наверно, все сидят по домам у телевизоров… Есть какие-нибудь новости?

— Нет. Смита ещё не поймали. В одном из сообщений говорится, что он, скорее всего, выбрался из гор… Ладно. Осторожнее на дороге, Мак.

Патрульный, цокая каблуками по асфальту шоссе, вернулся к своей машине. Красные стояночные огни уступили место свету фар, разрезавшему темноту ночи. Патрульная машина снялась с места, пересекла полоску травы, разделявшую шоссе и умчалась в сторону юга. Водитель фургона, вывернув шею, смотрел ей вслед, пока хвостовые огни не превратились в еле заметные красные точки на фоне рдеющего горизонта.

58
{"b":"552536","o":1}