Было невесело. Раису поздравляли, минорно звенели рюмками, она принимала поздравления, сверкала зубами, улыбаясь своим красивым ртом. Тетка не переставая жевала и охотно пила водку. Она следила за Раисой круглыми осоловевшими глазками и время от времени укоризненно покачивала головой, ведя сама с собой безмолвный разговор.

Мать наклонилась к зятю и спросила:

— Тебя завтра будить или сам встанешь?

— Спасибо, мама, я ночевать не буду. За мной приедут через час. В ночь выезжаем — срочное задание.

— Может, останешься? — спросила она, пытаясь заглянуть ему в глаза, а он, скользя взглядом по комнате, ответил рассеянно и тихо:

— Нет, не могу. Не могу — не имею права. — Потом поднял рюмку и сказал: — Поздравляю тебя, Рая. Спасибо за все. Желаю тебе счастья и здоровья.

Раиса вскочила и выбежала из комнаты.

Я долго не могла заснуть и решила погадать Раисе. Я не имела права ни советовать, ни подсказывать и вообще вмешиваться в жизнь незнакомых мне людей. Но то, что я не могла сказать ей прямо, могло быть высказано косвенно, через гаданье, основанное на случайной моей осведомленности.

Утром, когда мы остались вдвоем, я сказала Раисе, что согласна ей погадать.

— Вот видишь, — сказала она и быстро села к столу. — Я так и знала, что ты умеешь.

Я никогда не умела гадать, и мне пришлось выдумать целую историю.

— Понимаешь, — отважно начала я, тасуя карты, — этому гаданью меня научила одна испанка. Она предупредила, что им можно воспользоваться только три раза в жизни. Тебе я буду гадать в последний раз. И никому про это не рассказывай. Поняла?

— Что ты! Разве можно…

Раиса смотрела на меня с отчаянием, доверчивым ожиданием.

Мне стало страшно. Я почувствовала, что несу ответственность за каждое сказанное мною слово. Надо было играть роль равнодушного человека, которому не известно ничего из жизни этой женщины и людей, ее окружающих. Любая фальшь могла меня выдать. Но отступать было поздно.

Я подняла колоду над столом и бросила вверх рисунком. Одна из карт упала вниз лицом. Я открыла ее. Это был король пик.

— Вот твой темный король, — сказала я, и сердце у меня заколотилось.

Собрав карты, я стала раскладывать их улиткой, положив в середину червовую даму.

— Это ты, — сказала я уверенно.

— Я? — протянула Раиса дрожащим голосом и хотела сказать что-то еще.

— Молчи, не задавай вопросов.

Мне надо было собраться с мыслями, распределить все карты по ролям пьесы, которую разыгрывала жизнь, и перевести все на малознакомый мне «марьяжный» язык. Передо мной лежал пестрый хоровод глуповатых королей, нахальных валетов и надменных дам. Черная масть — отрицательные персонажи, красная — положительные.

— У тебя на сердце два короля. Темный король — обман. Вот рядом черная десятка — его неправда и твоя печаль. Погоди… вот еще чья-то печаль… ага, это плачут две дамы… пожилые. А вот еще одна, молодая. Но не ты. А эта черная двойка — твои слезы.

По моему гаданию все дамы плакали. Ничего не поделаешь, так было в жизни.

— У тебя какой-то стыд на сердце. Он уйдет, когда будешь со своим добрым королем. Вот он. Твоя судьба с ним. Около него красная десятка — это его правда и твое счастье. А это что? — Я показала ей туз пик и спросила, не поднимая глаз: — Была какая-то большая болезнь?

— Была, — ответила Раиса чуть слышно. — Он умирал. Был тяжело ранен.

— Вот видишь, — сказала я, — значит, правда.

— Да, удивительно… — снова прошептала Раиса.

— Молчи. Отвечай только, когда буду спрашивать, — сказала я, тоже невольно переходя на шепот.

— Слушай. Вот что говорят карты. Ты ошиблась. Все пройдет и забудется только с твоим королем. Он страдает. Не хочет тебе мешать. Думает, это произошло потому, что он раньше был здоров, а теперь болен. Думает, что ты его больше не любишь. А карты показывают, что любишь. Ведь любишь, правда?

— Люблю, — ответила Раиса, не отводя от карт завороженных глаз.

— А тот, темный, — твоя ошибка. Он плохой человек. Нечестный, легкомысленный. С ним у тебя не будет счастья. И потом, там у него жена… то есть дама. Вот… какой-то ребенок… валет.

В подтверждение я протягивала ей первые попавшиеся карты. Я уже совсем запуталась и начала говорить Раисе, что думаю обо всей этой истории. Она или не заметила, или ей все равно было, какими словами сказано то, что ей важно было услышать от кого-нибудь без наставления, без укоризны. Услышать то, что давно, наверное, было решено ею самой.

— Но как же, — шептала она, — какими глазами… Ведь он не простит меня никогда…

— Простит. Увидишь. Он настоящий человек. И не вспомнит ни разу. И ты забудь, если можешь, как страшный сон.

Она подсела ко мне, обняла крепко и заплакала.

Мы долго сидели, обнявшись, как будто знали друг друга с детства. Потом она, приподняв голову, взглянула на меня и спросила тихо:

— А откуда ты знаешь…

— Да карты, карты, — перебила я, смущенно собирая в кучу дам, королей и валетов. — Это гаданье такое — особенное. А теперь вот что сделаем.

Я швырнула карты в печь, на угли, где они долго не загорались и тлели, корчась и чернея, а потом вспыхнули ярко и превратились в серый пепел.

Назавтра мы уехали.

1968

Верочкина мама всегда страдала отсутствием воображения.

— Я с тобой скоро с ума сойду! — говорила она Верочке, когда надо было придумывать очередную сказку.

— Нет, ты не скоро сойдешь с ума, — успокаивала Верочка, присаживаясь на маленькую скамеечку у маминого чертежного стола.

Верочкина мама была чертежница и работала в конструкторском бюро. Иногда она брала работу на дом.

— Ну, откуда я тебе возьму сказку? — жалобно спрашивала Верочкина мама, прикалывая бумагу к чертежной доске.

— Из головы, — твердо отвечала Верочка.

— У меня уже от этих сказок голова пухнет.

— Не выдумывай! — строго говорила Верочка и придвигалась на своей скамеечке к самой маминой ноге.

— Ну про что тебе рассказать?

— Расскажи про зайчика.

— Ну тогда слушай. Жила была одна зайчиха. Она была уже немолодая зайчиха. Шерсть у нее потускнела, хвостик повис и глаза уже видели не очень хорошо. В молодости она была веселая и хорошая, а к старости стала сердитая и завистливая. Если бы она рассказывала молодым зайчикам сказки, помогала бы им, учила бы их, они бы ее любили, а она только все время сердилась на молодых за то, что они молодые.

Вот однажды эта зайчиха…

— Ну? — спросила Верочка.

— Не туда провела линию…

— Какую линию?

— Нет, это я неправильно линию провела из-за твоих зайцев.

— Ну и что эта зайчиха?

— А эта зайчиха пришла однажды в гости к одному зайчику с белым пятном на голове и сказала ему: «Я к вам очень хорошо отношусь, и я вам вот что скажу: вы знаете худенькую зайчиху, у которой трое зайчат? Она живет на Криволодыженском переулке?» — «Знаю», — сказал зайчик с белым пятном на голове. — «А вы знаете, что она про вас говорит?» — «Нет, не знаю», — сказал зайчик с белым пятном на голове. — А что она про меня говорит?» — «А она говорит, что когда капусту убирали, то вы половину к себе домой свезли и что вы всегда так делаете и потому ковер купили такой красивый». — «Это неправда! — закричал зайчик с пятном на голове. — Я ковер на премию купил, а премию мне дали за хорошую работу», — и заплакал. — А зайчиха уже убежала…

— Ну? — сказала Верочка.

— Не толкай мой столик, а то я ничего не буду тебе рассказывать.

— Ну? — снова сказала Верочка и отодвинула свою скамеечку. — Ну, куда она убежала?

— А она побежала к худенькой зайчихе, у которой трое зайчат и которая живет на Криволодыженском переулке. Угостила ее худенькая зайчиха чаем с конфетами, а старая зайчиха попила чаю, поела конфет и спрашивает: «А вы знаете, что про вас говорит зайчик с белым пятном на голове?» — «Нет, не знаю, — ответила худенькая зайчиха и покраснела (она была очень нервная). — А что он про меня говорит?» — «Я к вам очень хорошо отношусь и потому расскажу. Он говорит, что вы плохая хозяйка, и что ваши дети всегда голодные, и чулочки у них рваные, и ушки простуженные, и что ваш муж у всех по капустному листочку занимает и никому не отдает». — «Это неправда! — закричала худенькая зайчиха. — Я даже работу бросила, только и делаю, что ухаживаю за моими зайчатами. Они у меня всегда чистенькие, сытые и здоровые. И про мужа неправда!» «Это неправда! Неправда! — закричали трое зайчат худенькой зайчихи. — У нас ушки не простуженные, чулочки целые и мы сытые!» А пожилая зайчиха сразу убежала…