Первый раз в жизни я видела, как роятся пчелы.

Закрыв улей, старик повернулся ко мне и удивленно спросил:

— Ты кто?

— Я пришла… я хочу спросить…

— А Нюрка где?

— Какая Нюрка?

— Внучка моя. Разбежались все. Разве ж это мое дело — рой ловить? Мой возраст другой. — Он сердито помолчал, потом добавил: — Артельные пчелы-то, нехорошо упустить. Скажут, своих бы догнал. Ты откуда явилась? Спасибо, помогла мне.

— Я с Полудиной дачи.

— Знал я Полудина купца. За границу удрал. Теперь на той даче приют. Пойдем в избу. Молоком тебя напою. Отдохнешь малость.

Мы вошли в избу. Вкусно пахло хлебом, яблоками и медом. Оказалось, что я очень хочу есть. Я села на лавку между столом и маленьким оконцем, украшенным вырезанной бумагой. Громадная печь стояла в комнате. Ее полукруглый рот был прикрыт черной заслонкой.

Дед дал мне молока в глиняной кружке, меду на блюдце и кусок хлеба.

— Тебя как звать?

— Тина.

— Валентина или Алевтина?

— Просто Тина.

— Что спросить хотела?

— Как до озера Белого дойти?

— Тебе зачем на озеро?

— Пионеры в поход ушли, аптечку забыли с лекарствами, а я несу.

— Это кто же тебя послал?

— Никто, я сама.

— То-то я вижу, что сама. Убегла, значит. А вдруг бы тебя обидел кто? Змея бы укусила?

— Она не укусила, она уползла.

— Попалась на дороге все-таки. Змей тут много. Видишь, заплуталась ты, какого крюку дала. С крюком-то верст шесть прошла, а то и все семь. Говоришь, устала?

— Устала.

— Тогда так. Мне туда, в деревню, надо по делу. Я тебя подвезу.

— Мне нельзя ехать.

— Это почему так — нельзя?

— Потому что все ребята идут, и я должна идти.

— Ага, значит, честно хочешь своими ногами дойти?

— Да. А то нехорошо будет — все идут, а я поеду. Получится, что не дошла.

— Значит, пока ты будешь своим ногам испытание делать, там будут без аптеки? Ежели побьется кто, или ногу зашибет, или сомлеет с устатку — никакой помоги нет, аптека пешком идет?

Дед говорил сердито, а смотрел на меня добро своими серыми глазками в мятых веках. Нос его шевелился, когда он говорил, а волосатые щеки дрожали.

— Да, правда, я не подумала.

— Ладно, — сказал дед, вставая, — генералы с неподумки сражения проигрывают, а тут дело помельче. Посиди на лавке, подожди. Я лошадь запрягу.

Дед вышел, нагнувшись в дверях и прикрывая голову ладонью.

Мы с дедом Тимофеем ехали по пыльной дороге. Я сидела в телеге на мягком сене, а дед сбоку, свесив ноги.

Ритмично, как бы приплясывая, бежала пегая лошаденка, сосны кружились по обеим сторонам дороги, дед говорил что-то, потряхивая вожжами, небо стало темнеть, солнце уже катилось по верхушкам сосен.

Я заснула нечаянно, незаметно для себя, и проснулась оттого, что дед покрикивал мне:

— Вставай, вставай! Приехали. Вон, в леску, ваши приютские пионеры бегают. Вставай, аптека! Слышь, вставай!

Я быстро села в телеге и увидела, что уже темно.

В лесу горел костер. Он показался мне громадным. Черные силуэты сосен преграждали к нему дорогу.

Девочки, в красных галстуках, белых кофточках и синих шароварах, тащили со всех сторон хворост.

— Пойдемте со мной, дедушка Тимофей, а то мне одной как-то стыдно.

— Никакого стыда нет. Человек принес аптеку, и все тут.

— Ну, тогда спасибо, дедушка, — сказала я, соскальзывая с телеги.

— Чего спасибо, лошадь моя сорок штук таких, как ты, свезет и не охнет. Ну, беги с богом, аптека!

Дед тронул лошадку, а я медленно пошла в лес, держа в руке чемоданчик.

Все уже сидели вокруг костра, и только дежурные подбрасывали ветки.

— Глядите-ка — Тина!

— Тина! Откуда ты?

Я протянула чемоданчик вожатой:

— Я аптечку принесла.

— Аптечку? Вот молодец! А как же ты дошла?

— Ребята, Тина аптечку принесла!

— Тина, садись к костру!

— А я змею видела, — сказала я.

— Иди, иди к нам — вот место.

Я села на мягкую траву у костра, и теплые руки подруг обняли меня.

— Во какую змею видела! — снова сказала я, и в горле у меня пересохло.

1962

Этот ленинградский мальчик впервые проводил лето в Молдавии.

Он с утра убегал из дома и шел куда глаза глядят, раздвигая густую траву и цепкий кустарник, спускаясь в маленькие долинки и взбираясь на горячие от солнца холмы. Однажды он забрел на дно огромного оврага, разверзшего землю метров на тридцать вглубь. Высокие зеленые стены его, поросшие деревьями, кустами и травами, зубчато врезались в небо.

Когда мальчик шел по узкой тропе вдоль стены оврага, он внезапно увидел ежа. Сначала они оба, еж и мальчик, затаились — еж в страхе перед опасностью, мальчик — в неукротимом ожидании нового. С добрым любопытством, терпеливо стоял он возле нестрашного колючего шарика, завоевывая его доверие.

Наконец еж развернулся, выпростал ножки, одетые в мохнатые штаны, высунул из-под колючей челки острое рыльце, стал похож на крошечную свинью и деловито побежал дальше, не обращая внимания на преследующие его шаги.

«Наверное, я кажусь ему громадным и страшным, — думал мальчик. — Я раз в пятьдесят больше него. Интересно, ежи доживают до одиннадцати лет?.. Вот, свернулся! Это он защищает свой пушистый белый живот. Иглы только на спине. Посмотрю-ка! — решил он и протянул руку, чтобы поймать ежа, но передумал: — Я испугаю его, а ведь он уже меня не боится?»

Вдруг мальчик остановился. Он почувствовал прохладный сквознячок, очень заметный в жарком летнем воздухе. Сквознячок пахнул сыростью и еще каким-то незнакомым острым запахом. Мальчик оглянулся и увидел в стене оврага черный полукруглый зев пещеры. Он шагнул внутрь, и сразу мрак окружил его, а сырая, подвижная прохлада обняла за плечи. Мальчик настороженно остановился, вглядываясь в темную тишину, и вдруг услышал над собой легкое шуршание, царапание и шорох — признаки чьей-то таинственной жизни. Ему стало страшно, и он выбежал на теплую солнечную тропинку.

«Чего это я испугался, как маленький? — подумал он, опускаясь в высокую острую траву. — Надо же посмотреть, кто там живет, кто это шуршит и царапается наверху. Наверное, я трусливый какой-то, — продолжал он огорченно думать, уже вставая. — Не может быть».

Мальчик снова шагнул в пещеру, впервые ощутив, как часто и сильно бьется сердце.

«Надо закрыть глаза, чтобы потом лучше видеть в темноте», — вспомнил он, постоял минуту с закрытыми глазами и снова внятно услышал шуршание и возню вокруг себя.

«Кто это? — прислушался мальчик, не открывая глаз. — Пауки не могут так возиться и шуршать… Змеи!» — вдруг ужаснулся он и открыл глаза, превозмогая желание убежать.

Тьма отступила в углы, как бы отодвинулась, и мальчик увидел, что потолок и стены пещеры странно колышутся, словно обитые мягким, пушистым ковром. Что-то бесшумно пролетело у него над головой, и легкое движение воздуха зашевелило волосы на макушке.

Он вскрикнул и понял: летучие мыши! Сотни летучих мышей жили в этой пещере. Они гроздьями, как невиданные плоды, свисали с потолка и стен, изрытых норами и выступами. Мальчик вглядывался, пытаясь рассмотреть зверьков, но контуры, сливающиеся в скудном свете, давали возможность только угадывать их несметное количество.

«Был бы у меня с собой фонарик…» — досадовал мальчик, осторожно двигаясь вдоль стены, где у самого потолка шевелились летучие мыши. И вдруг в конце пещеры, за поворотом, он заметил свет. Это было тоже полукруглое отверстие, только маленькое, похожее на огромный сияющий глаз, будто день заглядывал в пещеру. И на фоне этого света он стал различать сложенные крылья и круглые ушки. Да, здесь жили летучие мыши, странные летающие животные, маленькие птеродактили, сохранившиеся на земле с незапамятных времен. Мальчик сел на прохладный камень и стал тихо, затаив дыхание, наблюдать медленные движения зверьков. Он чувствовал себя обладателем клада, доверенного ему природой. Он вошел в чужой город, жители которого были взволнованы его присутствием. Ему хотелось успокоить их, заявить о своем дружелюбии.