В 2013 году Фран и Боб Гинзберги пригласили меня в качестве дополнительного медиума на ежегодный семинар выходного дня, проводимый Фондом вечной семьи. Мероприятие называлось «Трансформация горя: связи и исцеление между двух миров» и происходило в отеле и конференц-центре в Честере, штат Коннектикут. Место было красивое, акры роскошных лесов и терраса под сенью деревьев, обращенная на живописный пруд. Фран сказала мне, что мероприятие организовано, «чтобы справиться с вызовами потери и горя и сосредоточиться на способах общения с утраченными близкими и поддержании отношений с ними».

Я только приехала и заселилась в номер, когда у меня зазвонил мобильник. Я сняла трубку, но в ответ услышала молчание, поэтому отключилась. Спустя несколько минут снова позвонили. И снова никого на том конце.

В тот вечер я получила еще шесть-семь подобных звонков. Раз на четвертый я начала думать, что происходит нечто странное. Один сброшенный звонок, ну, два, это мелочь. Но шесть ли семь? Меня что, разыгрывают? Еще странность – номер не высвечивался, и даже надпись «номер не определен» не появлялась. Телефон просто звонил, и всё.

Спустя некоторое время я сообразила, что это за звонки: ко мне пытался пробиться кто-то с Той Стороны.

Призрачные звонки – один из многих способов, посредством которых Потусторонние посылают нам сообщения. Сотовые телефоны испускают электромагнитные волны, а энергией такого типа Та Сторона может манипулировать. То, что призрачные звонки мне поступали во время мероприятия, на которое приглашена Та Сторона, тоже было логично. На подобных семинарах я встречала людей, у который тоска в груди была свернута в такую тугую пружину, что они едва дышали. Непомерная тяжесть их горя ощущалась как свинцовое облако. Но я также видела, как люди обретали надежду и смысл буквально у меня на глазах. Я наблюдала слезы чистой любви там, где прежде сверкали слезы ярости. Я видела, как люди просто отпускают свое горе, словно ребенок – воздушный шарик. И я слушала, что рассказывает о потере и горе Та Сторона. Призрачные звонки, несомненно, содержали для меня какое-то послание.

В первый вечер семинара Боб и Фран приветствовали всех участников и представили программу на выходные. Я заметила сидевшую совершенно неподвижно пару. Они замкнулись в себе и смотрели в пол. Лица у них были словно каменные. Я чувствовала тяжесть их горя. Их боль ощущалась физически. Я мысленно взмолилась к Той Стороне: «Пожалуйста, пусть я окажусь тем, кто сможет им помочь». Я надеялась, что тот, кого они потеряли, найдет меня.

В тот вечер мы собрались у костра. Фран спросила, буду ли я «открыта» на случай, если чьи-нибудь близкие с Той Стороны решат проявиться.

– Разумеется, – ответила я.

Все расселись вокруг огня, и мы стали петь песни для поднятия духа и усиления энергии. Однако когда пение прекратилось, снова воцарилась приглушенная печаль. Я почувствовала тягу. Пришло время считывания.

Я подождала, пока меня потянет к кому-то конкретному – почувствуется энергетическое лассо. Внезапно меня сильно дернуло в сторону печальной пары, замеченной еще раньше. Я перебралась к ним на другую сторону костра. Тяга стала еще сильнее. Тот, кому требовалось с ними пообщаться, был весьма настойчив. Я встала перед ними и пропустила вперед посетителя.

– Вы потеряли сына, – сказала я.

Фред и Сьюзен прожили в браке двадцать лет и вырастили троих сыновей – Скотта, Тайлера и Бобби. Жизнь их в Тандер-Бей, штат Онтарио, показалась бы многим знакомой – чехарда хоккейных тренировок, бейсбольных матчей, школьных мероприятий и домашних заданий. Все трое мальчишек получились исключительно умными, спортивными, хотя Скотт, старший, был самым компанейским, прирожденным лидером. Он был из тех мальчишек, кто может внезапно запеть посреди урока, и не успеешь оглянуться, как все уже поют вместе с ним, но почему-то учителя только любили его еще больше.

В старших классах Скотти выбрали президентом ученического совета и королем выпускного бала. Он занимался несколькими видами спорта и во всех преуспел. Получил сертификат аквалангиста. Его приняли в престижный Канадский мемориальный колледж хиропрактики.

Ближе к концу первого семестра он вернулся домой на время перерыва для подготовки к экзаменам.

– Каждый день он сидел за обеденным столом с книгами. Буквально корпел над ними, – рассказывала мне потом Сьюзен. – Никуда не выходил, только учился. Кроме того единственного пятничного вечера.

В ту пятницу вечером Скотти и его друг Этан отправились на вечеринку, после которой Скотти заночевал у Этана. На следующий день примерно в час дня Сьюзен и Фред ездили по магазинам – они планировали большой семейный ужин на Пасху. И тут Сьюзен позвонил брат Этана.

– Скотти вчера вечером упал с лестницы, – сказал он ей. – У него нарушилась ориентация, поэтому мы вызвали «скорую». Его везут в больницу.

Они с Фредом поехали прямо в госпиталь и направились в отделение реанимации. Врач сказал им, что увидеть Скотти пока нельзя. У него была травма, но неизвестно, насколько серьезная.

– Мы собираемся дать ему общий наркоз, – сказал врач, – а затем вызовем нейрохирурга.

«Нейрохирурга?» – подумала Сьюзен. Он же просто свалился с лестницы! Она слышала, как доктор звонит нейрохирургу, и застыла от страха.

Они ждали в холле вместе с Этаном и его братом. Сьюзен и Фред мерили помещение шагами, беспокойно поглядывая в конец коридора, где оперировали их сына. Прошла, казалось, целая вечность, и к ним вышел врач.

– Он направился сразу к Фреду и заговорил непосредственно с ним, – говорит Сьюзен. – На меня он даже не взглянул. Вот тут-то я и поняла, что дело плохо.

В мозгу у Скотти возник серьезный отек. Мальчика держали под снотворным. Нейрохирург попробовал ввести трубку, чтобы снизить давление, но отек был слишком силен. Затем врач попробовал поднять Скотти давление, чтобы заставить тело перераспределить кровь, и частота сердцебиения поднялась до неестественных 250 ударов в минуту, но это тоже не помогло уменьшить отек.

У врачей остался единственный вариант – просверлить Скотти череп, чтобы снизить давление на мозг. Один из ассистентов хирурга был их другом, и когда все было кончено, разыскал Фреда и Сьюзен в комнате ожидания.

– Войдя внутрь, мы обнаружили огромную гематому, – пояснил хирург. – Ничего нельзя было сделать.

Скотти не умер. Но дышать самостоятельно не мог, а давление на мозг значительно его разрушило.

– Будь это мой сын, – сказал врач, – я бы его отпустил. Он никогда больше не станет Скотти.

Вот так. Не просто неожиданно, но немыслимо. Невозможно. Сьюзен и Фред в шоке вызвали в больницу Тайлера и Бобби и встретились с хирургом. Они знали, что им предстоит, и хотели встретить это вместе.

– Правда в том, что Скотти больше не с нами, – сказал хирург.

Семье надо было решить, отключать Скотти от поддерживающей жизнь аппаратуры или нет. Незадолго до этого в том же году Скотти получил водительские права и с энтузиазмом согласился стать донором органов. Врачи объяснили, что, поскольку Скотти был так молод и крепок, у них есть возможность забрать некоторые его органы, но решение надо принимать немедленно. Сьюзен спросила:

– Откуда вы знаете, что Скотти не поправится? Как вы можете знать наверняка?

Врач перечислил список критериев для определения подобных вещей: неспособность дышать самостоятельно, крайнее повреждение мозгового ствола, отсутствие реакции на боль, отсутствие рефлексов. Сомнений не осталось: Скотти ушел.

Семье потребовалось несколько минут, чтобы переварить услышанное. В глубине души они знали, как следует поступить, тем не менее решение было неизмеримо трудным.

Они сказали врачу, чтобы Скотти отключили от жизнеобеспечения.

В среду 4 апреля 2012 года команда врачей покатила Скотти в операционную для изъятия органов. Родственники проводили их до дверей, но дальше их не пустили. У входа в операционную врачи отошли от каталки, чтобы родители и братья по очереди прикоснулись к Скотти на прощание.