– Джесси никуда не делась, – сказала я. – Джесси никогда вас не бросит. Она всегда с вами. Она всегда будет вашим лучшим другом.

В тот вечер в конференц-зале дети шли нескончаемым потоком: мальчики и девочки, одни лет пяти, другие подростки, иные даже старше. Они засыпали меня подробностями, чтобы доказать родителям, что они здесь, и просили меня снова и снова твердить, как им нужно, чтобы родители знали, что дети на самом деле не ушли.

Меня потянуло к мужчине и женщине, чью дочь убили, пока она каталась на велосипеде. Она хотела сказать им, чтобы они избавились от чувства вины, что они никак не могли предотвратить случившееся.

– И она хочет поблагодарить вас за свой рисунок, повешенный в гостиной, – сказала я, – чтобы она по-прежнему могла присутствовать в вашей жизни.

Явился молодой человек и показал мне, что утонул вместе с двумя друзьями.

– Он хочет, чтобы вы знали, что он пересек грань вместе с друзьями, что никогда не был одинок, – рассказывала я его родителям. – А когда он попал на Ту Сторону, его там встретили дедушка и собака.

Все проявлявшиеся дети хотели одного и того же – хоть немного облегчить боль и тоску любимым родителям. Они делали так, чтобы родители могли уловить мерцание света с Той Стороны и этот крохотный светлячок давал им возможность увидеть путь, выводящий из темноты.

Считывания шли одно за другим. Я этого не замечала, но с момента начала сеансов прошло больше трех часов. За эти три часа произошло очень много всего, и могучее чувство облегчения, надежды заполнило прежде скорбную комнату. По домам люди разъезжались иными, нежели прибыли сюда. Их пытка уменьшилась – не кончилась, но уменьшилась. Дети вручили им самый прекрасный, волшебный, могущественный дар – понимание, что они не ушли.

Огромные потоки любви, перетекавшие туда-обратно в тот вечер, вымотали, ошеломили меня и наполнили радостью. Но все же что-то было не так. Что-то мешало.

Проявились все дети – кроме одного.

Я обвела взглядом зал и увидела человека, с которым еще не поговорила, – черноволосую женщину чуть за сорок. Как я позже узнала, она была мать-одиночка, единственная из присутствовавших родителей, не имевшая супруга. Она терпеливо сидела в самом конце стола, но никто к ней не явился. Что происходит? Большинство родителей уже покинули зал, когда черноволосая женщина медленно поднялась, повернулась и зашаркала к выходу. Я ощутила ее убийственное разочарование. Но что мне было делать?

И тут меня как ударило: ее ребенок хотел быть последним.

Я поспешила за этой женщиной и положила руку ей на плечо.

– Подождите, – сказала я, – пожалуйста, задержитесь. Я останусь с вами хоть допоздна.

Вдвоем мы сели за длинный стол. И как только мы устроились, кто-то для нее проявился.

Огонек возник не в правом верхнем углу экрана, ярком и чистом, а пониже. Я слушала как бы очень тихую и глубокую вибрацию, нечто такое, на чем приходилось сосредотачиваться, чтобы разобрать. К тому же свет этого человека был куда слабее остальных, и мне пришлось притушить собственную энергию – куда сильнее, чем за весь тот вечер, – чтобы вытащить наружу ее сигнал. Вот почему нам пришлось ждать, пока зал опустеет, сообразила я. Это совершенно иное считывание.

Наконец я разглядела, что это девушка – молодая двадцатилетняя женщина. Информация была слабая, но это мне удалось разобрать.

– Вы психиатр, – сказала я ее матери. Лицо у женщины застыло. Затем я увидела здание колледжа и буквы – три буквы. – Ваша дочь говорит, что отправилась в Нью-Йоркский университет, – сообщила я. Девушка показала мне, где жила ее мать, и еще несколько деталей, а затем показала животных, мелких животных – кошек.

– Дочь хочет сказать вам спасибо за заботу о ее котах, – сказала я. – Она очень благодарна, что вы так ласковы с ними.

Подробность про котов сработала. Я почувствовала, как энергия ее матери полнее открылась к считыванию и посланиям дочери.

Затем молодая женщина показала мне, как она умерла, хотя я уже знала. Она убила себя.

Самоубийцы часто проявляются как тусклые огоньки. Дочь этой женщины так долго ждала и не проявлялась, потому что не хотела, чтобы факт ее самоубийства всплыл в присутствии других родителей. Она выждала, пока мать не окажется одна.

Она показала мне, как однажды, в шестнадцать лет, уже пыталась убить себя и как мама изо всех сил старалась тогда ей помочь. Затем она показала мне, как ей это наконец удалось – наглоталась таблеток – и дала понять, что собиралась так поступить независимо от усилий матери и кого-либо еще. Это был ее выбор. Ее выход. Она прервала путешествие своей души на земле и только после перехода осознала, каким даром является жизнь.

Я рассказала все это ее матери, та плакала. Начавшееся еле-еле соединение сделалось сильным и глубоким. Я чувствовала поток невероятной любви между этой матерью и ее дочерью.

И впервые за вечер по моему лицу покатились слезы. Это был один из самых сильных моментов, какие мне довелось пережить.

– Ваша дочь хочет, чтобы вы знали, что если бы она понимала, как плохо вам будет, как будет больно, она бы никогда этого не сделала, – продолжала я. – Она ужасно сожалеет о своем поступке.

Теперь мы подобрались к самому главному. Именно это матери больше всего нужно было услышать.

– Дочь хочет поблагодарить вас, – сказала я. – Она хочет сказать спасибо за ваше старание и понимание. Но больше всего она хочет поблагодарить вас за то, что вы сделали для нее после ее ухода.

В практически пустом зале я озвучила сообщение:

– Дочь хочет сказать вам спасибо за то, что вы простили ее.

Я провела с матерью девушки сорок минут. Когда мы закончили, Боб и Фран обняли меня и поблагодарили. Они были очень довольны тем, как прошел вечер. Что до меня, то вся прежняя усталость после этого финального считывания испарилась. Напротив, меня переполняла энергия. Я сумела помочь всем родителям вступить в контакт с их детьми и доставить эти чудесные послания любви. Осознание того, что я это могу – что я могу играть роль в этом чудесном процессе исцеления – имела для меня огромное значение. В тот миг я раз и навсегда поняла, что способности, которые я считала проклятием, на самом деле – благословение.

Я села в машину и рванула домой. Меня так распирало от восторга, что в голове жужжало. Знаю, это звучит странно, учитывая, что я только что четыре часа проговорила с горюющими родителями о немыслимо печальных событиях. Но на самом деле мы все стали участниками волшебного мгновения. Дети были там, со своими родителями, в том зале! Любовь никогда не перестает!

Вечер был посвящен вовсе не тьме и смерти. Он оказался наполнен светом, жизнью и любовью.

Было одиннадцать вечера. Я позвонила Гаррету и рассказала, что вечер прошел на ура.

– Я же говорил, – ответил он.

– Скоро буду, – сказала я.

И ровно в момент произнесения этих слов я осознала, что в машине я не одна. Дети по-прежнему были со мной.

Не то чтобы у них остались непереданные послания. Просто они, как и я, не могли успокоиться. Все мои сеансы обладают эффектом треугольника, складывающегося из трех энергий – моей, адресата и Потусторонних. Все мы в тот вечер испытывали одно и то же. У детей тоже кружилась голова. Вскоре они оставили меня, но я по-прежнему ощущала присутствие в машине. Это был ребенок, но не один из тех, кто проявился в конференц-зале. И у этого ребенка имелось ко мне послание.

Я свернула в проезд и тихонько зашла в дом. Крепко обняла и поцеловала Гаррета и на цыпочках прокралась посмотреть, как там спят мои дети. Просочилась в комнату к Эшли и замерла над ней. Мой ангел, мой драгоценный ангел. Я нагнулась, поцеловала ее в щечку и прикрыла одеялом плечики. Затем пробралась в комнату к Хейдену, поцеловала его и подоткнула одеяло. Нежно провела пальцами по его мягким волосам. Я старалась никогда не воспринимать мгновения, проведенные с моими детьми, как данность. Уж я-то знала. Знала, как мне повезло.