— Могу еще добавить, — сказал Молотов, что в августе и октябре 1941 г. правительство США трижды поднимало перед правителями

Финляндии вопрос о прекращении ее наступательных действий на советской территории и о возможности восстановления мира между СССР и Финляндией. Ответом финской стороны была разнузданная антисоветская клевета и подтверждение своей верности Гитлеру в совместной агрессивной войне против Советского Союза.

Я не стал, как прежде, расспрашивать его по другим, так интересовавшим меня «наболевшим» вопросам и в нашей беседе, оказавшейся последней, мы поговорили еще о ряде текущих перемен в стране и материально–бытовых делах.

Молотов сообщил, что ему недавно установили весьма приличную пенсию как бывшему Председателю Совнаркома СССР. Предложили, кроме того, выплатить разницу в пенсионных окладах (набегала кругленькая сума). Но он попросил эти деньги перевести на счет одного из детских домов.

Подошло время лечебных процедур. Мы успели сфотографироваться по моей инициативе, и я, извинившись, попросил «хозяина» дачи подобрать мне что–нибудь из его мелочи на память.

— А что, например, Вы хотели бы? — спросил Вячеслав Михайлович.

— Ну, может быть, уже ненужное Вам пенсне или ручку, или что- нибудь другое.

— Хорошо, что–нибудь подберу, — пообещал, улыбнувшись. Молотов.

Уже прощаясь, с какой–то призрачной надеждой, «в интересах истории» я предложил ему начать подготовку мемуаров, делая диктовки стенографистке…

— Поздно, слишком поздно, — последовал ответ.

Из неопубликованных документов

1. Из постановления Государственного Комитета Обороны № 4 от 3 июля 1941 г. «О программе выпуска артиллерийского и стрелкового вооружения, плане эвакуации заводов Наркомата Вооружения и создании новых баз».

«1. Утвердить представленную Комитетом по вооружению и боеприпасам при Бюро Совнаркома Союза ССР программу выпуска основного артиллерийского и стрелкового вооружения заводами Наркомата Вооружения, согласно приложению № 1.

… 3. Утвердить план эвакуации заводов Наркомата Вооружения и создания новых баз по производству артиллерийского и стрелкового вооружения, патронов и приборов, согласно приложению № 5».

Зам. Председателя ГКО В. МОЛОТОВ

2. Распоряжение Государственного Комитета Обороны от 6 июля 1941 г.

«1. Обязать Управление Государственных Мобилизационных Резервов при Совнаркоме СССР переместить часть мобилизационных резервов в количестве 20 млн. банок мясных и 13 млн. банок рыбных консервов с территории ЗАБВО и ДВФ на территории СИБВО на базы УМР в Агинске, Канске и Красноярске и на склады НКО в Красноярске, Омске и Новосибирске.

2. Обязать НКПС обеспечить перевозку указанных консервов».

Зам. Председателя ГКО В. МОЛОТОВ

3. Постановление Государственного Комитета Обороны от 9 июля 1941 г. «Об обеспечении производства танков Т-34 на заводе «Красное Сормово».

«Государственный Комитет Обороны постановляет:

Установить следующий график выпуска танков Т-34 на заводе «Красное Сормово» в 1941 г.: август — 10 шт., сентябрь — 75 шт., октябрь — 150 шт. и декабрь — 250 танков».

Зам. Председателя ГКО В. МОЛОТОВ

4. Постановление Государственного Комитета Обороны от 20 июля 1941 г. «О принятии на вооружение горючей смеси № 2 и изготовлении бутылок с указанной смесью».

«Государственный Комитет Обороны постановляет:

1. Принять на вооружение Красной Армии бутылки с горючей смесью № 2 состава: сосновой живицы — 40 %, скипидара — 30 %, бензина 2‑го сорта — 25 % с воспламенителем со смесью азотной кислоты и олеума.

2. Обязать Наркомлес СССР (т. Салтыкова) изготовить бутылок с горючей смесью № 2: в июле — 500 тыс. шт. и в августе — 3 млн. шт.».

Зам. Председателя ГКО

В. МОЛОТОВ

В 70‑е годы судьба предоставила мне возможность не раз встречаться с Анастасом Ивановичем Микояном. Встречи проходили чаще всего в его небольшом рабочем кабинете (как члена Президиума, а затем консультанта Президиума Верховного Совета СССР) в Кремле или на государственной даче в Горках-Х. Мы подолгу, иногда по два- три часа вели беседы на исторические и политические темы. Микоян всегда весьма охотно отвечал на мои многочисленные вопросы и порой мне даже казалось: он словно спешил передать как можно больше из того, что сохранила его удивительная память. Вместе с Микояном, его помощником и секретарем мы также работали над воспоминаниями Анастаса Ивановича о событиях кануна и периода Великой Отечественной войны. (После кончины А. И. Микояна его дача в Горках-Х была сразу же опечатана, а подготовленная к изданию рукопись книги — около 40 авторских листов — изъята представителями КГБ и Отдела административных органов ЦК КПСС. Ее нынешняя судьба мне неизвестна.)

Анастас Микоян принадлежал к крупным советским государственным и партийным деятелям. Более 40 лет (с 1922 по 1966 г.) он входил в состав Политбюро ЦК партии. Будучи в течение десятков лет в составе ближайшего окружения И. В. Сталина, Микоян, разумеется, много знал в деталях из того, что совсем не отразилось или слабо отразилось в документах. Словом, он был олицетворением живой истории Советского государства и важным источником для изучения и понимания событий первостепенного значения. Именно поэтому творческие контакты с ним представляли для меня особый интерес и особую ценность.

Конечно, находясь рядом со Сталиным и так или иначе проводя его курс, Микоян не мог остаться в стороне как от огромных исторических свершений советской эпохи, так и от тех страшных бед и преступлений, которые принес нашему народу и другим народам режим личной власти. И тем не менее Микояна не следует ставить в один ряд с такими одиозными фигурами, как Берия, Каганович, Ежов, Андреев, Маленков, Мехлис, Шкирятов или Вышинский, чьи руки обильно обагрены кровью невинных жертв. Немало фактов говорят о том, как пытался Анастас Иванович, находясь в сложнейших условиях, ослабить преступные действия, отмежеваться от них, кому–то помочь и т. п. Еще в первой половине 60‑х годов мне довелось работать в Кремлевском архиве ЦК КПСС. (Несколько сотрудников Института истории АН СССР были допущены в этот архив в связи с подготовкой очередного‑IX тома двенадцатитомной «Истории СССР с древнейших времен до наших дней» благодаря содействию тогдашнего секретаря ЦК КПСС академика Б. Н. Пономарева, возглавлявшего Главный редакционный совет издания.) Здесь я получил возможность ознакомиться с большим количеством очень важных документов, испещренных различными резолюциями, начиная с резолюций Сталина. Их было много, в том числе весьма жестоких и суровых. Но ни одной подобной резолюции, написанной рукой Анастаса Ивановича, встретить не удалось. Когда я спросил последнего помощника Микояна — Бориса Ивановича Шагурина, — есть ли такие резолюции, он ответил: «Вы их не найдете, потому что таким недостойным «творчеством» Анастас Иванович никогда не занимался».

Неоднократно во время бесед Микоян давал характеристики тем или иным политическим, военным и хозяйственным деятелям. Чаще всего в центре его внимания, естественно, оказывалась фигура Сталина. О нем он отзывался достаточно объективно, отмечая и сильные стороны характера «хозяина Кремля» (незаурядные организаторские способности, феноменальную память и работоспособность, широчайший кругозор, твердость и целеустремленность), и отрицательные (непомерную жестокость, грубость, черствость, коварство, лицемерие, цинизм). Две темы, органично связанные с «великим вождем», особенно волновали Микояна: репрессии предвоенных лет и события Великой Отечественной войны. К ним он возвращался постоянно, добавляя все новые и новые штрихи, детали, факты и оценки к уже рассказанному ранее.

«Запомните, — сказал во время одной беседы Анастас Иванович, — Сталин в конце 30‑х годов — это совершенно изменившийся человек: до предела подозрительный, безжалостный и страшно самоуверенный. О себе нередко говорил уже в третьем лице. По–моему, тогда он просто спятил. Впрочем, таким Сталин снова предстал перед нами и в последние три–четыре года до своей смерти.